В декабре 2006-го президент «Локомотива» Валерий Филатов, с чьим именем связаны самые звездные мгновения клуба, был уволен. Отдалившись от корреспондентов еще сильнее. Раньше-то Валерий Николаевич не расщедривался на беседы, а теперь и вовсе объявил обет молчания.

Прервал тишину, близкую к звенящей, лишь раз. Да и то долго отнекивался. Но сломался под напором коллеги Рабинера и собственной родни. Что-то рассказал для книжки «Локомотив», который мы потеряли". Кстати, рекомендуем к ознакомлению.

После чего снова замолчал. Нелепо было даже задумываться об интервью с Филатовым. Не говорит!

От кого-то мы узнавали про странные выверты в его судьбе. Филатов вернулся в «Локомотив» как член совета директоров. Голосует за какие-то решения.

Все менялось, кроме одного — говорить с журналистами Валерий Николаевич не желал.

Мы всё понимали. Не настаивали. Сжившись с мыслью, что герой с такой биографией пройдет мимо нашей рубрики. Что ж поделаешь.

А когда отчаялись окончательно, Филатов вдруг согласился на разговор. Спокойно, чуть отрешенно произнес в трубку:

— У меня была операция на сердце, лежал в реанимации. Но ничего, сегодня уже выписывают. А завтра жду вас в Свиблово. Приезжайте!

Конечно, мы приехали. Озираясь в огромном фитнес-центре, который Валерий Николаевич когда-то выстроил для «Локомотива». Но управляет теперь сам.

Инсульт

— Вы перенесли операцию на сердце. Что за ощущения?

— Сейчас все выглядит не так страшно, как раньше. Меняли сердечный клапан. Как врачи это делают — просто фантастика! Через бедренную артерию вводят тонюсенькую штуку вроде иголочки. На конце воздушный мешок. Подгоняют к клапану. Протыкают. Мешок взрывается — и клапан выпрямляется.

— Это в московской клинике?

— Да. Прежде в таких случаях пилили грудь, оперировали на открытом сердце. А теперь через прокол в бедре.

— Раз потом очутились в реанимации, что-то пошло не так?

— Нет-нет, все нормально. Просто после операции возможно отторжение. Как-никак инородное тело загоняют. Поэтому кладут в реанимацию — если вдруг шухер, чтобы успели откачать.

— Сколько пролежали?

— Неделю. Вот это самое паскудное — лежать на заднице, не шевелиться!

— Ох, сочувствуем.

— Прошло и прошло. Выписался из больницы — на следующий день был уже на работе.

— В декабре прошлого года инсульт пережили.

- Утром проснулся, пошел в туалет. Извините за выражение, ********* так, что подлетел в воздух! Как будто лопатой дали по лицу. До этого момента все помню. Потом отключился. Когда пришел в себя, попытался подняться и не смог. Левая рука отнялась сразу. Хорошо, жена была дома. Вызвала «неотложку». Вот те ребята — молодцы. Два тромба успели локализовать прямо в машине.

— Долго восстанавливались?

— До сих пор речь не очень. Рука плоховато работает. Но это мелочи. Я в больнице такого насмотрелся! Ребята, проверяйтесь полностью! Причем всё — башку, сердце, сосуды. Не ждите, когда прижмет. Ко мне в желудок заглянули — удалили восемь полипов. Они совершенно не беспокоили. Но если бы их вовремя не убрали, могли перерасти в рак.

— Говорите — «насмотрелись». На людей после тяжелых инсультов?

— Ну да. Я ж в институте мозга оказался. Часто после инсульта ты уже не человек. Овощ! Тебя переворачивают, сам ничего делать не можешь. Хоть голова чуть-чуть соображает. Многие до конца жизни остаются парализованными. Под себя ходят. Так что мне еще повезло.

— Сейчас ничего не тревожит?

— Только колени. Это от старых травм. Хрящи стерлись. Я давно живу с болью.

— Тоже надо оперироваться?

— Да, но не хочу. Там и операция сложная, и тяжелейший реабилитационный период. Все, заканчиваем с этой темой!

— Пожалуй, вы правы. Встаете, как и прежде, в 5.30?

— Да. Эта привычка со мной.

— Что-то заставляло?

— Аксененко, министр путей сообщения, всегда назначал прием на 7 утра. Вот и выработалась привычка. Там история была! Николая Емельяновича незадолго до смерти уволили, обвинили в нецелевом использовании средств. Дело завели.

— Мы помним.

— Какое «нецелевое использование»?! Все это неправда! Однажды вызывают меня в прокуратуру. Показывают бумагу — моя же просьба к Аксененко выделить на финансирование клуба пять миллионов долларов. Спрашивают: «Ваша подпись?» — «Да». Они то так разговор повернут, то эдак. Толком не объясняют. Наконец: «Вы эти деньги получили?»

— Получили?

— Отвечаю — да. Тут и стало понятно, что у них за подозрения. С торжеством: «Как могло выйти, что вам дали деньги в половине десятого утра того же дня?»

— В самом деле — как?

— Я даже рассмеялся. «А вот так! У товарища министра рабочий день начинался в 7.00. Он все расписал — тут же отдал распоряжение финансовым службам. Те моментально пустили приказ в дело». У людей из прокуратуры в голове не укладывалось, что можно быть на работе в 7 утра.

— Это только Аксененко так работал?

— Да все министры — начиная с легендарного Бещева. У них дорога-то в подчинении какой длины! А уж нам приходилось подстраиваться.

Ретроматч

— Фитнес-центр, где встречаемся, когда-то принадлежал «Локомотиву». А сейчас — вам?

— Во времена Юрия Лужкова был шикарный закон — можно не платить налог на прибыль, если вложил эти деньги в строительство спортивного объекта. Я по всем нашим железнодорожным конторам прошел — давайте построим в Свиблове фитнес-центр. Додавил! Это ж выгодно, так?

— Еще бы. Построили за счет налога на прибыль от всех структур РЖД?

— Да. Чтобы для клуба деньги зарабатывать. А у нас с Семиным в «Локомотиве» было по 15 процентов акций. Когда всё переформатировали, нам за эти акции предложили деньги.

— Сколько?

— Не важно. Не знаю, как поступил Юра, а я посовещался с сыном и сказал: «Лучше дайте мне вот этот объект, который я же выстрадал, в долгосрочную аренду».

— Срок?

— На 30 лет. До 2034-го.

— Как сейчас понимаете — правильно сделали?

— Думаю, да. Это мой кусок хлеба. Больше нигде не зарабатываю.

— 30 лет — срок довольно жесткий. Вроде ваше — но и не ваше.

— А куда деваться? Спасибо, что на тридцать-то дали! Впрочем, фитнес-центр и «Локомотиву» до сих пор приносит доход.

— На матчи «Локо» выбираетесь?

— Регулярно. После моего инсульта болельщики так хорошо написали...

— Вы о баннере?

— Нет, где-то в интернете. Мне показывали. Я чуть не расплакался. «Филатов снова с нами! Валерий Николаевич, поправляйтесь».

— В ноябре на ретроматче «Локомотив» — ЦСКА вы, кажется, были?

— Да, успел до больницы. Приятно было в раздевалку спуститься, ребят повидать. Я еще махнул немножко...

— Погода была такая, что махнуть не грех.

— Вот и я так подумал. У меня же накануне день рождения был, 73 года... Все ребята нормально выглядят. Не обрюзгли. Димка Лоськов чуть набрал веса, но на лицо абсолютно не изменился. Разве что Володьку Маминова не узнал. Видели, какая у него борода?

— Сами поразились.

— Жалко Вадика Евсеева не было. Он бы колорита добавил.

«Спартак»

— День рождения отмечали — был кто-то из футбольного мира?

— Нет. Только сын — Давид Шагинян. Он когда-то работал в «Локомотиве». Сколько ушло-то моих друзей!

— Кто был вашим лучшим другом в футболе?

— Леша Еськов. Сказочный игрок! Недооцененный! Головой играл на уровне Олега Копаева, бил с двух ног. Еськов мне и дал дорогу в большой футбол. В ростовский СКА меня пригласили из Майкопа. Леша сразу взял под крыло, помогал. Я только с ним в номере жил. Потом меня в «Торпедо» забрали, а через год и его.

— Тоже в одном номере поселились?

— Даже в одном доме на Автозаводской! Которую называли «Пьяная улица».

— Почему?

— Работяги же по ней шли к ЗИЛу. Спартачи нас всё звали «слесарями». А у «Торпедо» с ними были самые страшные зарубы. Мы их много лет обыгрывали, причем часто с крупным счетом. У меня снимок есть из середины 70-х — в Лужниках снова побеждаем 3:0. Иду я, а рядом Женя Ловчев — и плачет.

— Плачет?!

— Ага. Он импульсивный такой, все близко к сердцу. Мне кажется, с 1971-го по 1979-й «Спартак» нас ни разу не одолел.

— Так легко игралось?

— Наоборот! Самые тяжелые матчи для нас. Спартачи просто красавцы — пас, пас, пас... Только дернешься к игроку, а мяча уже нет. Черт его знает, почему мы все время выигрывали.

— Состав у «Торпедо» в те годы был не лучший.

— Нет, компания собралась сильная. Сами себя погубили.

— В каком смысле?

— Было два фантастических игрока — Саша Максименков и Вадик Никонов. Сохранило бы их «Торпедо» — еще долго оставались бы наверху! Но Максименкова выцепило «Динамо», Никонова — ЦСКА. А ЗИЛ ничего не сделал, чтобы их удержать.

— Мог?

— Запросто. Ни в какую армию их бы не забрали.

— Что ж Валентин Козьмич вопрос не поставил?

— А Валентин Козьмич считал, что они не нужны. Не жаловал игроков, которые поднялись настолько, что могли ему ответить. Самолюбивый!

— Футболист был изумительный по тонкости. Но став тренером, строил другое «Торпедо».

— Да. Бьем сильнее, бежим быстрее — вот и вся игра. Близко ничего не было от того футбола, в который играл сам Иванов со Стрельцовым и Ворониным.

Старухин

— Вас в юности помотало по Советскому Союзу.

— Так папа — военный летчик. Родился я в Ашхабаде, а потом колесили. Детство прошло уже в Минске. Вместе с Виталиком Старухиным пришли записываться в команду «Беларусь». У нас разница в год. Такой смешной парень, ох. Вроде Дзюбы. Только очень душевный, шутил всегда по-доброму. Причем меня взяли в «Беларусь», его нет. А через 20 лет Старухина признали лучшим футболистом СССР!

— Одно из самых странных признаний. Он же ни одного матча за сборную не провел.

— Да я вообще не понимаю, как Виталик играл! Не помню его с мячом. Если получает — какой-то косолапенький. Чтобы кого-то обыграть, убежать — это не про Старухина. Но раз голову высунет в штрафной — гол! Еще раз — снова гол!

— Вы как игрок отжали себя на сто процентов?

— Лишь в 70 лет я понял, каким же был мудаком! Так и напишите!

— Это еще почему, Валерий Николаевич?

— Нам столько было дано в футболе! А мы?

— А вы?

— Мы ждали, когда тренировка закончится, чтобы поскорее рвануть в город. Сейчас думаю: какой город? Зачем? Сиди на базе, шикарное поле — работай! Нам говорили: «Соблюдайте режим» — но в сознание это не входило. Да, наутро тяжеловато. Но две болоньевые курточки натянешь, побегаешь — вся гадость и выйдет. Даже не догадывались, какой удар по здоровью. Ну не мудак?

— Эх.

— А питание? Безобразное! Не понимали, что надо есть. Что на базе принесут, то и пихали в себя. Борщ, пюре, котлеты... До отвала!

— Никаких нутрициологов.

— О чем вы говорите? А нагрузки? В «Торпедо» Валентин Козьмич взял тренера по физподготовке. Легкоатлета. Тот что придумал? На сборе в Адлере встаем, в 7 утра идем на тренировку. Там нас уже ждет скат от МАЗа.

— Это что?

— Покрышка. Весом под сто кило. К ней веревку привязывает — тяните! Как бурлаки! Вот вам и вся «наука». Кто первым прибежит, тот чемпион. Нынешних ребят засунуть в те условия — половина бунтовать будет, половина сразу с футболом закончит.

— Да бросьте. Подумаешь — скат от МАЗа.

— А вы послушайте. Первая тренировка — в 7 утра. Вторая — в 11. Третья в 15.30. В Адлере в это время бесконечные дожди. Влажность ужасная, форма не сохнет вообще.

— Вот здесь уже можно подумать.

— Так и стирали форму сами! Кто за нас будет?

— Ваше поколение сильнее нынешнего?

— Конечно!

— В чем?

— Мы могли обыгрывать. Один в один — легко! А нынешние разве могут? Я что-то не вижу. Нас двор воспитывал, всё оттуда. Случай помню — поехал я во Францию Лешку Смертина продавать. Жил на тренировочной базе академии «Бордо». Прямо из окошка смотрел тренировки. У нас в школах все на результат заточено — даже в эстафетах. Кто первый? Если чемпионат Москвы — надо выигрывать! У тренера от этого зарплата зависит. А в «Бордо» работа исключительно с мячом. Никакой физухи.

Собрания

— Вы же поиграли черт знает где. Прежде чем добрались до больших клубов.

— «Труд» Волковыск, «Енбек» Джезказган... Первый городок — это Белоруссия. Второй — Казахстан, космические корабли садятся неподалеку. А прямо у нас медные рудники были.

— Что вас на рудники-то занесло?

— Родители сказали: «Никакого футбола, иди в институт». Ну, поступил в Минский политехнический. Там неплохая футбольная команда была. Многие ребята оттуда уехали играть в Казахстан. А я все учусь, учусь... И тут подрался прямо около общежития. Комсомольская организация это дело раздула. Из института выперли.

— Какое несчастье.

— Наши ребята в Джезказгане узнали — и сразу: «Приезжай!» Поехал. На сборах в Туапсе тренер майкопской «Дружбы» Виктор Белов меня заметил: «Парень, давай ко мне! Что ты в этой тмутаракани ковыряешься?» Как раз в Казахстане моего приятеля с деньгами обманули — ну я и обиделся за него. Иду на почту, сочиняю телеграмму в Майкоп: «Согласны принять прежних условиях впр».

— «Впр» — вопросительный знак?

— Верно. Валяй, говорят. Ждем!

— А могли бы инженером стать.

— Да ну! С ужасом вспоминаю. Я же ни хрена не соображал. Факультет «Машины и технология литейного производства». Хватило меня на полтора года.

— Лучше в Майкоп.

— Ох, Майкоп! Я приезжаю — там уже черешня цветет! Красота!

— Надолго не задержались.

— Я же военнообязанный. Кто хоть чуть-чуть шевелился, сразу в ростовский СКА.

— В ту самую команду, которая с фантастическим составом умудрилась вылететь из высшей лиги.

— Да, состав был потрясающий. Еськов вообще все умел, Витя Гетманов в 1966-м за сборную СССР на чемпионате мира играл, Лева Кудасов отличный вратарь, Карандаш такой технарь...

— Кто-кто?

— Толя Масляев. Маленького росточка — вот и прозвали Карандаш. Валя Афонин у нас в защите играл — тоже футболист сборной!

— Как можно было вылететь?

— А я вам расскажу. Ростов — страшный город! Выйдешь на улицу — соблазны всех сортов...

— Вы ж холостяком были?

— Ну!

— Сложно было на тренировках сосредоточиться?

— О чем и речь. И вольности эти губили, и смена тренеров. Бецу сняли, Яковлева поставили...

— СКА — армейская команда. Как генералы на гульбу реагировали?

— Устраивали собрания. А там всё по кругу — если Гетманов начудил, Кудасов поднимается: «Лейтенант Гетманов подвел коллектив, в такой непростой момент...» Генералы головами качают. Неделя прошла — уже Леву ловят. Витя поднимается: «Непростительное поведение лейтенанта Кудасова! Еще и в ответственный момент!» Ну и довыступались. Вылетели из высшей.

Гауптвахта

— Вы когда-то рассказывали — на базе СКА тренеры мазали балконы дегтем.

— Это чтобы наутро знать, кто ночью уходил. Дверь-то внизу заперта. Все на второй этаж через балкон. А деготь отмыть невозможно!

— Кто придумал?

— Беца. Хитрый мадьяр. Но классный! Без конца сбивался на венгерский: «Бачабо, фоссбо...» Видимо, что-то матерное. Я так и не выяснил. Но запомнил на всю жизнь.

— Вы на дегте хоть раз попадались?

— Нет. Куда мне, срочнику? Это стариков после залета будут на собрании отчитывать, а меня сразу отправят в часть.

— Или на гауптвахту.

— О! Гауптвахта! Расскажу историю. Два солдата из спортроты удрали в самоволку. Гонится за ними патруль. А они пьяные — но подготовка есть, бегут.

— Куда?

— Обратно. Добежали — и рухнули прямо у шлагбаума. Но один головой в сторону роты, а другой в сторону улицы. Ну и что вы думаете?

— Что?

— Подполковника Тетюнкова, командира спортроты, вызывают: «Что с этими делать?» Тот на полном серьезе: «Того, который головой в сторону штаба, не отдавать. Он стремился к себе домой. Второго — на «губу»!» Смешной был подполковник.

— Да уж.

— Приносят ему стопку увольнительных на подпись. Печать надо ставить. Он читает: «Это что за Пеле?» Но подписывает. Берет другой лист, по слогам — «Гарринча? Кто такой?!» Ребята ему подсовывали. Сами подглядывали, угорали... Как-то отыграли с «Торпедо», я оказался рядом с Дедушкой.

— С Виктором Масловым?

— Да. Главным тренером «Торпедо». Смотрит на меня: «Молодой человек, какие у вас планы после демобилизации?» — «Не знаю...» — «Станет тоскливо — мы вас ждем!» Сезон закончился, СКА вылетел. Зовут меня «Карпаты» и «Зенит». Сижу, думаю: куда? Вдруг осенило — «Торпедо» же звало! Но от них что-то молчок.

— Так.

— Набрался наглости. Нашел телефон Золотова, начальника команды: «Вы думаете меня приглашать?!» Тот ахнул: «Ой, прости. Конечно, приезжай!» Они как раз Дедушку снимали, Козьмича ставили. Не до меня было. Чистый случай, что я в «Торпедо» попал. Мне часто везло по жизни.

— Еще случай крутого везения?

— Что встретил Белова, тренера «Дружбы». Если бы не он — я бы вообще в футбол не играл. Но я отблагодарил. Уже был президентом «Локомотива», увидел его в Москве. Петрович такой классный мужик — старой закалки, всегда в галстучке!

— Так как отблагодарили?

— Денег у меня тогда было много. Поставил его на довольствие и платил до конца жизни. Так что перед ним я чист.

«Наполи»

— Самые яркие матчи «Торпедо» 70-х?

— С киевским «Динамо» всегда было тяжело. Но «Наполи» — это отдельная история.

— Вы же итальянцев разгромили?

— Толком играть не начали — уже 2:0 повели! Сами ничего не поняли. Закончили 4:1. А команда у итальянцев была классная. Они только-только купили Савольди.

— Кого?

— Да вы что, ребята? Это ж первый в истории футболист, за переход которого заплатили миллион фунтов! Савольди нам и забил. Прилетаем в Неаполь, ответный матч. На 15-й минуте Володя Сахаров бежит по правому флангу, вешает...

— И?

— Я в падении забиваю!

— Ах, Валерий Николаевич.

— Так Сахаров потом говорил: «Да что там Фил забил? Споткнулся, упал — а я ему мячом попал в голову...» 1:1 сыграли. В следующем раунде «Галатасарай» хлопнули с общим счетом 7:2. Споткнулись в 1/8 финала на Дрездене. Отличная команда была.

— В 1976-м «Торпедо» стало чемпионом в очень странном по формуле чемпионате. Чудо?

— Не то слово!

— Кто был сильнее вас?

— Повезло нам, что киевляне участвовали в чемпионате вторым составом. Основной готовился к Олимпиаде. Они и этим-то второе место заняли! А играли бы у них сильнейшие, да проходил бы турнир, как обычно, в два круга — точно нас нагнали бы.

— Как ЗИЛ за чемпионство отблагодарил?

— Премию дали каждому — по 700 рублей. Еще устроили выездную сессию мехового магазина.

— Это как?

— Чтобы мы могли эти 700 рублей пристроить, в ДК ЗИЛ привезли дубленки, шубы. Организовали распродажу.

— Самые лютые защитники на вашей памяти?

— Бубнов и Никулин из московского «Динамо». Зверюги! Как-то показали запись одного момента — я подумал, что Никулин вообще псих. Чуть обе ноги мне не сломал.

— Что случилось?

— Стоял спиной к нему — вдруг крик со скамейки. Я что-то почувствовал, подпрыгнул. Никулин летел на меня сзади с квадратными глазами.

— Не попал?

— Даже не коснулся. Подо мной просвистел. Ребята потом говорят: как ты увернулся-то? А *** его знает, как! Чистое везение.

Бесков

— Атмосфера в том «Торпедо» была классная?

— Потрясающая! Ни с чем не сравнить. Вот я оказался в 1980-м в «Спартаке». Все иначе! Будто люди с другой планеты. Никак я туда не вписывался, в этот «Спартак». Поймал себя на мысли — в «Торпедо» мог говорить что угодно. А здесь три раза подумаешь. Сдерживаю себя!

— О, это знак.

— Хотя каждый по отдельности — отличный парень. Что Гаврилов, что Хидиятуллин, что Родионов. Да, Федя Черенков — весь в себе. А Жора Ярцев и Женька Сидоров — замечательные! Конфликтов не было ни с кем. Но вот не мое.

— Ушли вы из «Торпедо», разругавшись с новым тренером Сальковым?

— Я не ругался. Я нарушил режим. Какое-то окно в чемпионате, поехали на сбор в Сочи. Поддали. А Сальков только пришел в «Торпедо», ему надо было себя поставить. Спустить на тормозах не мог.

— Сколько человек отчислил?

— Меня одного. Болтался без команды до декабря, потом общие знакомые организовали встречу с Бесковым. Он пригласил к себе в квартиру на Маяковке. Вечер, кофе, Валерия Николаевна рядом... Я даже условий не выдвигал! Говорю: «Возьмете — спасибо скажу».

— Бесков знал, за что вас из «Торпедо» погнали?

— Разумеется. Мир тесный. Мне тогда казалось: подумаешь, Бесков. Не доходило до башки дурной, с каким человеком общаюсь!

— В основном составе «Спартака» вы почти не играли. Против «Торпедо» мог бы вас Константин Иванович и выпустить.

— Как раз накануне «Торпедо» история приключилась. Это Леонид Трахтенберг, мой приятель, может подтвердить. Отыграл я за дубль против «Торпедо» и пошли с Леней ко мне домой. Жил-то рядом! Бесков на матчи дублеров не ездил, все докладывал Федор Новиков. Его Константин Иванович спрашивал, кого завтра под основу брать. Интересуется: «Как Филатов смотрелся?» — «Хреново...»

— В самом деле?

— Да просто недолюбливал меня Новиков. Не знаю почему. Ничего плохого я ему не делал. Очень своеобразный человек.

— Может, из-за того, что вы «Спартак» драли год за годом?

— Не исключаю! Хотя второй помощник, Иван Варламов, нормально относился. Ну, присели с Трахтенбергом на кухне, разлили, хлопнули. Вдруг звонок: «Валера, это Константин Иванович. Что делаешь?» Будто почувствовал! Я ж говорю — великий! Все понимал: мне 30 лет. Что могу делать после матча?

— Но вы ответили — «телевизор смотрю».

— Откуда знаете?

— Леонид Федорович описывал.

— Ах ты! Действительно, ввернул про телевизор. Бесков помолчал — и произнес: «Ладно... Выпей за мое здоровье — и приезжай на базу».

— Завтра?

— Сегодня! Я бегом на Ярославский вокзал, в электричку — и в Тарасовку.

— Выпустил на поле?

— Нет. Так и просидел в запасе. Но я сам виноват, что не заиграл в «Спартаке». Мог.

— Что помешало?

— На сборах выходил в основе, вроде закрепился — и тут авария.

— Где?

— На Алтуфьевском шоссе. Приехал на своих «Жигулях» к товарищу за пластинками. На обратном пути разогнался и не вписался в поворот. Правой стороной врезался в столб. Повредил позвоночник.

— Сильно?

— У меня был перелом остистых отростков поясничных позвонков. Месяц провалялся в ЦИТО.

— «Жигуленок» всмятку?

— Обнял столб. Я понял: надо быстрее сваливать. Вылез на карачках — и деру. Какая-то машина ехала, остановилась.

— Вас в больницу отвезли?

— Домой! А уж потом в ЦИТО. Ходить-то я мог...

Козьмич

— Закончили вы играть в 30 лет и стали тренером?

— Здесь надо отдать должное человеческим качествам Валентина Козьмича. Сразу взял меня в «Торпедо». Правда, через несколько лет выгнал.

— За что?

— Проигрываем после первого тайма, идем на перерыв. Я рядом с Володей Сочновым. Обсуждая какой-то игровой эпизод, засмеялись. Ну и все.

— Что все?

— Валентин Козьмич услышал. На следующий день уволил меня — через партком.

— А Сочнова оставил?

— Да. Володя хорошо играл! Как от него избавляться? Но я Козьмича не осуждаю за то, что меня выпер. Команда проигрывает, он весь на нервах — а тут помощник смеется! Конечно, Иванов разъярился!

— В «Торпедо» вы были вторым тренером?

— Да. Еще дублем занимался. Это же я нашел Савичевых!

— Как?

— Они играли за командочку «Союз», которая базировалась в Лужниках. Мы с ними встречались. Вроде эти близнецы и не делали ничего особенного. Но тут подача углового, Юрка выпрыгнул и забил. Настолько по-взрослому, профессионально было исполнено, что я тут же сказал: «Забирайте пацанов».

— Николай Савичев котировался не ниже Юрия.

— Они одинаковые были. Худенькие, высокие, техничные. Кучерявые такие... В дубле у меня и Дима Харин начинал. Гибкий, пластичный, как кошка. Уверенность в себе для 16 лет невероятная. У любого в таком возрасте еще детские штрихи в игре. А Харин — будто сто лет в футболе. Я его все подначивал, хотел разозлить: «Что ты за вратарь? Липач! Смотри, бью босой ногой с линии штрафной — и ты пропускаешь».

— И?

— Снимаю бутсы. Удар. Гол!

— Одновременно с вами из «Торпедо» убирали Леонида Буряка. Помните?

— Как убирали — не помню. А привел его в «Торпедо» я. Узнал, что он в Киеве разругался с Лобановским, звоню: «Леня, давай к нам?» — «Без семьи не поеду. Что с квартирой?» Леонид действительно семьянин редкий. Я к Иванову: «Буряк готов. Если будет квартира».

— А Козьмич?

— Оживился, кинулся к Бородину, директору ЗИЛа. Тот сразу: «Все будет!» Буряк два года в «Торпедо» отыграл.

— Сейчас общаетесь?

— Постоянно перезваниваемся. Вечерами делать нечего — то он наберет, то я. Летом с 70-летием его поздравлял. В интервью так хорошо про меня говорит. Парень классный!

Воронин

— Как вы, тогда еще молодой человек, умудрились сдружиться с Валерием Ворониным?

— Это ж мой кумир был! Познакомились так. Я играл за «Торпедо», Воронин уже сошел. Однажды идем с Валерой Абрамовым, нашим нападающим, на Велозаводский рынок, там пивнушка была. Он вдруг указывает на дальнюю стойку, где четыре мужика: «Видишь? Воронин!» У меня шок.

— Почему?

— Чистый бомж. Лицо опухшее, в шрамах, нос сломанный. Я как замер — так и стоял, смотрел на Воронина не отрываясь.

— Если бы не сказали — вы бы не узнали?

— Да никогда в жизни! На меня произвело такое впечатление, что сам стал искать с ним встречи.

— Ну и где пересеклись?

— На стадионе «Торпедо». Подхожу к нему, на «вы»: «Валерий Иванович!» — «Что?» — «Чем могу помочь?» А у него ни денег, ни работы. Хотя ЗИЛ что-то приплачивал. Привел к себе домой. Моя Люда с кем угодно общий язык найдет. Встретила, накрыла стол... Ну и начал к нам приходить — жил-то в соседнем доме!

— Подкармливали его?

— Когда накормим, когда Люда рубашечку ему подправит. Я все время глядел на него — и вспоминал, каким он был раньше. Воронин, красавец, выходит из ресторана ВТО. Навстречу Андрей Вознесенский, поэт. Придержал ему дверь, выпустил — и негромко: «Молодой человек, вам дверь открыл Вознесенский!» Валера обернулся: «Вы открыли дверь Воронину». Дал понять — мы на равных.

— Про аварию свою что-то рассказывал?

— Вспоминал. Поехал за девицей и на обратном пути заснул за рулем. Врезался в кран. От «Волги» остался целым лишь приемник... Видуха у него была жуткая, конечно. Но Валера же еще поиграл после этого!

— Деньгами ему помогали?

— Да, и старался поддерживать в человеческом виде — чтобы не ходил как бомж. То рубашку дам, то спортивный костюм. Как-то звонит в дверь, меня нет дома. Люда одна. Открывает: «О, Валерий Иванович! Заходи!» Вот представляете — вроде алкаш, а отвечает: «Людочка, я бы с удовольствием, но мужа нет, поэтому не зайду». Развернулся и ушел.

— Он и погиб в вашем костюме.

— Сбежал из больницы в одной пижаме. Приходит к нам — снова Люда одна. Дала ему мой спортивный костюм. Валера больничный халат тут же выкинул. На следующий день в этом костюме его и обнаружили возле Варшавских бань с проломленной головой.

— Нашли тех, кто убил?

— Думаю, и не искали.

- Говорят, ударили пивной кружкой.

— Кто сейчас разберет? Вокруг алкаши, проходимцы. Слово за слово, драка. Валера цену себе все равно знал. Кто-то сказал обидное слово — мог ответить...

— Вытащить из того состояния Воронина было нереально?

— Только если постоянно держать его рядом. Пропарить хорошенько. За пару месяцев можно было привести в порядок.

— На похоронах были?

— Разумеется. А две недели назад заглянул к нему на Даниловское. Там же Галимзян Хусаинов — и через две могилки Воронин. Неподалеку Еськов. Удивился — у него даже торпедовская ленточка лежит, совсем свежая. Кто-то навестил до меня.

— Еськов тоже рано умер.

— Да. Лейкемия.

Стрельцов

— Стрельцов каким в памяти остался?

— Чистый ребенок. Не от мира сего. Правильно говорят, сыграл бы он на чемпионате мира в Швеции — может, и Пеле бы не заметили... Я сколько историй про Стрельцова слышу — ведь все правдивые!

— «Уже поздно» — тоже правда?

— Я бы не поверил — если бы не присутствовал. Мы играли за ветеранов. Руководил этим движением подполковник Поляков. Куда-то уезжали с Курского вокзала. А Эдик жил рядышком. Сбор в два часа. Стрельцова нет. Поляков набирает из автомата, я слышу: «Мы же договорились — в два!» — «А сейчас сколько?» — «Пятнадцать минут третьего» — «Еще рано». Следующий звонок в половину третьего. Затем без четверти три. Поезд вот-вот отойдет! Последняя попытка — и подполковник возвращается потрясенный: «Представляете, он сказал — уже поздно... Поехали!»

— Трезвый был Эдуард Анатольевич?

— Едва ли. А как Мише Гершковичу дали квартиру в Черемушках — знаете?

— Нет.

— Звонит он Стрельцову: «Эдуард Анатольевич, приглашаю на новоселье». — «Ну, диктуй адрес...» — «Сколько водки взять? Будет человек восемь». Стрельцов задумчиво произносит: «Бери бутылки четыре». Миша удивляется: «А хватит?» — «На каждого, ё!»

— Смешно. Быль?

— Вот! «Быль»! Стрельцов при мне что-то рассказывает — а ему: «Эдуард Анатольевич, это быль?» — «Какая на фиг «быль»?! Чистая правда!» На «Жигулях» своих ездил со скоростью 40 километров в час. Не быстрее.

— Черта добродушного человека.

— Везет нас, молодежь. Говорим метров за двести до поворота: «Эдуард Анатольевич, там налево». А он едет тихонечко-тихонечко — и отвечает: «Раньше предупреждать надо...» Так и не повернул!

— Какой ветеранский матч особенно запомнился?

— В Казахстане на банкете слово дают Борису Алексеевичу Батанову. Он поднимается, обводит всех глазами: «Дорогие друзья, большое спасибо. В какие только края нас футбольная жизнь не бросала! Знаете, что самое странное? Куда ни приедешь — везде люди!» Казахов этих обводит рюмкой.

— Забавно.

— А как Стрельцов играл? Без него ветеранской команде денег не платили. Главное, чтобы Эдик вышел на поле. Начинается матч, разыгрываем с центра. Ему пас, он пяткой кому-то: хоп! Народ аплодирует — а Эдуард Анатольевич разворачивается и уходит в раздевалку. Все, сыграл! Где мы только не были — весь Дальний Восток прочесали... По пылюге, по трактам...

— Про тюрьму Стрельцов говорил?

— За всю жизнь — ни слова.

— Когда Иванов тренировал основной состав «Торпедо», Стрельцов помогал в дубле. Как складывались отношения?

— Каждый сам по себе. Помню, тренировка начинается, мы бежим по кругу. Эдуард Анатольевич мячи расставляет вдоль линии штрафной. Пробегаем мимо — говорит: «Фил, в какой угол забить?» — «Левый верхний!» Он как рукой — р-раз, под самую крестовину!

Харламов

— Все-таки у вас дар дружить. Вы ведь и с Харламовым приятельствовали.

— Это спасибо Вадику Никонову. Свел нас.

— Как?

— Тоже история: Бесков в олимпийскую сборную набрал два или три состава. Накануне у «Торпедо» календарный матч. Полностью отыграл и я, и Никонов, и Максименков. В перерыве Бесков заходит: «Так! Кто не может играть?» Вижу — Никонов мне странные знаки делает. Заканчивай, мол. Я смекнул: «Константин Иванович, мы вчера отпахали, уже тяжеловато...» — «Хорошо, отдыхайте». Меняет всех троих. Говорю: «Вадик, что случилось?» — «Валерка приехал».

— Это обещает незабываемый вечер.

— Команда отправляется на второй тайм — а Харламов заходит в раздевалку: «Куда поедем?» Ну и рванули к нему в Тушино. Вы не представляете, что это за квартирка!

— Крохотная?

— Комнатка — метров пятнадцать. Кухня — пять. Но как мы туда ехали!

— Приключения начались по пути?

— Выезжаем из Лужников на «Волге» Харламова. Номер 00-17. Пускаем по кругу бутылку шампанского — он, Никонов, Макс и я...

— Харламов тоже?

— Конечно. На светофоре поравнялись с нами гаишники — и офигели. Как раз бутылка до Валерки дошла, отхлебывал. Они: «Ну-ка, ну-ка...» Харламов вышел — мужики растаяли! Глазам не поверили! Чуть целовать его не бросились. Мигалку врубили — и до самого Тушина нас проводили.

— Класс.

— Где бы Харламов ни появился — народ млел. Такое дружелюбие излучал, такое шло обаяние... Невозможно было не влюбиться. Часа через два уже казалось, что вы знакомы всю жизнь.

— Никакого гонора?

— Вообще ноль. А фигура какая? Я его голым видел. Аж присвистнул: «Валера, ё...» Ни грамма лишнего, накачанный.

— «Зажгли» тогда в Тушине?

— О... Саша Гусев подъехал, Демиса Руссоса поставили. С тех пор как слышу — сразу Харламов перед глазами. Мы потом и семьями встречались. Помните, в гостинице «Россия» был ресторан «Токио»?

— Смутно.

— Вот там пересекались. Валера с Ирой был, женой. Но любимое наше место — ресторан «Белград».

— Ирина какое впечатление на вас производила?

— Хорошая девчонка! Знаете их историю?

— Нам рассказывали — вдруг его отыскала: «Твой ребенок. Давай женись».

— Никуда она не приходила, не искала. Случайно встретились — действительно, ребенок от него. Взглянул — копия! Ну и женился.

— Сомневался до последнего. Даже Михайлова с Петровым приводил смотреть: «Как думаете, мой?» Те подтвердили — одно лицо, женись.

— Вокруг этого много разговоров было. Но Валера не упирался, ничего... Я же видел — отношения у них были чудесные. Я в Кисловодске узнал про трагедию. Прыгнул в машину — и пер до Москвы 17 часов без остановки.

— Успели к похоронам?

— Успел. Это было ужасно, конечно. Как Харламова любили... Никто не звал «Валера» — только «Валерий Борисович»! Вот думаю: почему у меня язык не поворачивался сказать «Валера»? Потом слышу — и Лутченко к нему обращается «Борисыч»!

— Вы же и с Олегом Далем общались?

— Где оперировал профессор Илизаров?

— В Кургане.

— Вот в Кургане мы и познакомились с Далем, Андреем Мягковым. Они с «Современником» халтурили, а мы с «Торпедо». Жили в одной гостинице. Оказалось, оба торпедовские болельщики.

— Надо же.

— Потом Олег пригласил меня и Еськова с женами на спектакль «Куст черешни». Дал билеты в первый ряд. Играли вдвоем с Ларисой Малеванной. Ведут диалог. Она спрашивает героя — что ты, мол, Вася, завтра делаешь? Олег подходит к краю сцены, переспрашивает задумчиво: «Завтра? Завтра «Торпедо» играет, пойду на футбол. Вон и Валерка с Лехой пришли». Указывает на нас. Мы обалдели!

— Немудрено.

— А народ ничего не понял — думают, так и полагается. Никто на нас даже не взглянул. Даль-то в общении был своеобразный. О личном не распространялся. Жил в каком-то своем мире. Вроде Черенкова. Отстраненный! Опять же — мы не понимали, кто рядом. Какого масштаба артист. Ну, думали, раз в кино снимается — наверное, неплохой.

— Как сказали.

— Я себе не прощу один момент. Сижу в Сандунах, в первом разряде. Заходит артист с Таганки... Как же его...

— Высоцкий?

— Нет! Борис Хмельницкий! Слово за слово, заговорили про Одессу, пиво пошло, байки травили... Я толком и не понял, кто рядом. Интересно было бы поближе познакомиться. Но больше не виделись.

— С Мягковым общались только в Кургане?

— Да. В Москве мы с Володей Земляникиным сошлись, тоже артист из «Современника». Вот это был настоящий торпедовец! Он и начинал в любительском театре на Автозаводской, в ДК ЗИЛ.

Торт

— Коммерческая жилка у вас прорезалась еще при советской власти.

— Торты делал. «Птичье молоко».

— Неплохо.

— Это первое, за что взялся. Потом придумал — стал маслосъемные колпачки для «Жигулей» клепать. Страшный дефицит в то время! Нужен был особый легкий металл. Закатываешь в резиновую оболочку, приклепываешь пружинку...

— Всё своими руками?

— Пресс я заказал.

— Это что-то из Конан Дойла.

— Да ладно. Пошел на ЗИЛ. Показал мужикам эту хрень. Говорю — мне пресс-форма нужна. Ну и слепили. На ЗИЛе что угодно слепили бы. В этой технологии самое важное — чтобы пресс был сильный. Типа штопора.

— Где колпачки делали?

— Дома. Штук сто смастеришь — несешь спекулянтам, отдаешь скопом около автомагазина. Тебе платят сразу. Навар нормальный. Я считал — 200 процентов чистой прибыли. Но с тортами не сравнить. Вот там деньги были большие.

— За этими тортами народ в очередях давился?

— Только в «Праге» «Птичье молоко» продавали! Неужели не помните? Дефицит жуткий!

— Какой вы оборотистый человек.

— Жить-то надо было, ё! А в футболе остаться не предлагали. Родственники жены — в Кисловодске. Кто-то в кафе шеф-поваром работал. Дядя, Николай Лобжанидзе, был управляющий трестом столовых и ресторанов. Как-то сидели, заговорили про «Птичье молоко». Ну и навели на мысль. Давай!

— А дальше? Может, нам пригодится.

— Вернулся в Москву. На Профсоюзной был магазин «Ставрополье», дядька имел к нему отношение. Прямо у магазина киоск. Проходимость сумасшедшая. Где продавать, значит, есть.

— А рецепт?

— Основная составляющая — водоросль агар-агар. Растительный заменитель желатина. Достать его было сложно, стоил дорого! Но и с этим я справился. Начал делать. Торты были прекрасные.

— Их-то не в квартире пекли?

— Был второй секретарь Ставропольского крайкома Виктор Казначеев. В тот момент возглавил профсоюзы. Выделил мне подвал. Там цех организовал, нанял женщин. Ну и закрутилось.

— Разбирал народ?

— Очередь выстраивалась!

— Сколько вы заработали?

— Около пяти тысяч рублей в месяц выходило. Можно сказать, новые «Жигули». Чувствовал себя не миллионером — но человеком с деньгами! Спокойно мог... Да что угодно мог. При этом, когда дефолт случился, у меня на книжке пусто было. Самому интересно: куда все девалось? Жил и жил одним днем. Не понимали мы, что коммунизм уже построен.

— Для вас лично?

— Для всех! Лечение бесплатно, учеба бесплатно, в отпуск работягу отправляли на море бесплатно. Это не коммунизм?

— Зато границы были закрыты. Никуда не поедешь.

— Вот сегодня открыты. Легче вам — если ехать не на что? Попробуйте операцию сделать вроде моей. Три миллиона рублей стоит! Если под квоту не попадаешь — помрешь в этой очереди.

— На «Птичье молоко» сейчас смотреть не можете?

— Почему это? Ем с удовольствием. В него химозу трудно намешать. Разве что шоколад некоторые недокладывают.

— Что ж завязали с таким бизнесом?

— Компаньона моего, Сашу, убили. Я мог продолжать, но... Тяжело стало работать.

— Убили за бизнес?

— Чистая дурь. Бытовуха. Поймал такси, а сзади какой-то мужик сидел. Ни с того ни с сего в Сашу нож воткнул.

Сейф

— Еще был бизнес в вашей жизни?

— Одноразовую посуду выпускал. Привез из Кисловодска вакуумно-формовочную машину. Поковырялся полгода, потом она в кладовке на старом стадионе «Локомотив» пылилась. Недалеко от моего кабинета.

— Про тот кабинет легенды складывались.

— А ну-ка! Что за легенды?!

— Вы должны были заплатить Игнашевичу подъемные. Заявляется к вам: «Валерий Николаевич, где же деньги?» Отвечаете: «Секундочку» — и уходите в туалет. Игнашевич сидит обескураженный. Думает — как невовремя президенту приспичило. Тут вы возвращаетесь с пачкой купюр.

— Рассказываю: в туалете у меня сейф был. Прямо в полу.

— А вы затейник.

— Я сам придумал. Когда кабинет мне делали — сказал: сейф должен быть здесь. Только чтобы никто не знал. Я в этом кабинете сидел долго, в новый даже переезжать не хотел.

— Как же не переезжать — если старый стадион ломали?

— Мой-то кабинет был в отдельном здании. Все собирался его отреставрировать, не вышло. По сей день стоит обшарпанное. Сталинский такой особнячок, два этажа. До меня там сидел Леонид Пивоваров, председатель спорткомитета «Локомотива». Кабинет-то простенький, рабоче-крестьянский. А новый — махина. Но я думал: раз прет — зачем что-то менять? Фарт уйдет! Так и вышло. Надо было оставаться.

— Теперь-то президентский кабинет роскошный, мореным дубом отделан.

— Я и отделывал в 2001-м. Аквариум поставили во всю стену с океанскими рыбами. Вот он, этот аквариум, меня и сгубил!

— То есть?

— Установили прямо напротив окна! А это не по фэншуй. Мне уже потом сказали.

— Верите в такие вещи?

— Раньше не обращал внимания. Но с возрастом начинаешь задумываться. Особенно когда что-то идет наперекосяк...

— Все ваши преемники сидели в этом кабинете?

— Да, кроме Леонченко.

— Кто-то догадался развернуть аквариум, чтобы создать добрую ауру?

— Нет, так и стоит. А кабинет сейчас пустует. С того момента, как Плутник всю клубную администрацию пересадил под трибуны. Туда же и Леонченко переехал.

Аксененко

— Каким был бюджет «Локомотива» в пору вашего президентства?

— Последние четыре года — 30 миллионов долларов. До этого 20, из которых половину выделяла железная дорога. Остальное находил сам.

— Как?

— Вещевой рынок спасал. У нас был не такой огромный, как в Лужниках, поменьше. Но тоже прибыльный. Изначально торговцы хотели забрать под него всю территорию стадиона. Паристый, руководитель Московской железной дороги, ответил: «Хрен вам! Выделим рядышком два гектара земли, отгородим...»

— Так и сделали?

— Да. Рынок был чуть в стороне, на арену торговцев не пускали. А дальше уже с Аксененко зашла речь о том, как минимизировать расходы РЖД на «Локомотив». Я предложил построить в Черкизове развлекательный комплекс с аквапарком и аттракционами. Этот мини-Диснейленд, по самым скромным прикидкам, приносил бы нам около 20 миллионов долларов в год.

— Солидно.

— А главное, позволил бы клубу выйти на самоокупаемость. Николай Емельянович идею одобрил. Осуществляли проект одновременно со строительством стадиона. Аквапарк был готов уже процентов на 90. Но после отставки Аксененко все планы рухнули.

— Почему?

— Новое руководство РЖД отказалось финансировать проект. Пару лет аквапарк так и стоял недостроенный, а потом его снесли. Для меня до сих пор эта история — большая боль.

— Понимаем вас.

— А вообще жизнь тогда была интересная. Передышки не давала. Вот строился стадион — а мне как раз в Швейцарии коленный сустав прооперировали, несколько месяцев передвигался на костылях. Но все равно каждый день приезжал в Черкизово, прыгал по котлованам, рабочих гонял. Проверял, чтобы не наворотили.

— Возвели арену в рекордные сроки — за два года.

— За год и восемь месяцев!

— Как удалось?

— Благодаря Аксененко, который был уже первым заместителем председателя правительства. Поэтому никто не вставлял нам палки в колеса, любые вопросы решались мгновенно. Важная деталь — параллельно со строительством стадиона, аквапарка и новой базы в Баковке продолжалось стабильное финансирование клуба. Мы ни в чем не нуждались!

— С Аксененко вы ведь не сразу нашли контакт...

— Поначалу он присматривался ко мне, проверял. Узнал я об этом время спустя. Ребята из службы безопасности РЖД шепнули: «У нас было указание просветить тебя от и до. По всем позициям».

— Даже телефон прослушивали?

— Не исключено. Я-то ни о чем не догадывался. Вели меня долго, собирали информацию, пытались понять, есть ли какие-то «левые» дела. Когда Аксененко убедился, что все чисто, начал мне доверять. А окончательно проникся после того, как я сказал: «Николай Емельянович, у меня просьба. Не проводите через клуб деньги, которые будут выделяться на строительство аквапарка».

— В чем подвох?

— Ну какой нормальный человек в такой ситуации откажется от денег? Это ж золотая жила! Процентов 25-30 легко можно умыкнуть. Но я понимал, что и строители при любом раскладе захотят отщипнуть.

— Как пить дать.

— Во-о-от! Если финансирование пойдет через клуб, позже эти деньги на меня повесят. А если я к ним отношения не имею, из РЖД прямиком отправляют в строительную компанию, то и ко мне вопросов не возникнет.

— Это вы ловко.

— Я часто Аксененко вспоминаю. Если бы не его отставка, «Локомотив» в те годы мог бы еще не раз чемпионом стать. А может, мы и в Европе бы что-то выиграли. Для этого, конечно, требовались более серьезные вложения, но я бы Николая Емельяновича уболтал. Футбол он любил, был очень амбициозным. Вторые места — не для него. Аксененко во всем хотел быть первым.

— Умер бывший министр в 56. Кажется, от лейкемии?

— Да. Мне так его жалко! Не пил, вел здоровый образ жизни. Но уголовное дело подкосило. Нервы, нервы...

— Общались до последнего?

— Аксененко положили в клинику под Мюнхеном, прооперировали. Когда пошел на поправку, мы с Лоськовым и Пашининым полетели в Германию, навестили Николая Емельяновича. Выглядел он уже замечательно. Я думал, выкарабкается. Потом вдруг рецидив — и все. В память о нем хотел объявить на нашем стадионе минуту молчания, но в РЖД сказали: «Не надо».

Аленичев

— Все знают вас как президента «Локомотива». Гораздо меньше помнят, как вы тренировали его в 1991-м.

— В «Локомотив» меня пригласил Семин. Мы же много лет дружили. Играли за разные клубы, но на одной бровке. Я был левым полузащитником, он — правым. После матчей пересекались в общей компании. Дальше стали отпуск проводить вместе, ездили семьями в Кисловодск. В 1989-м Юра позвал в клуб ассистентом. А когда через два года уехал в Новую Зеландию тренировать олимпийскую сборную, рекомендовал меня Паристому в качестве преемника.

— Тот прислушался.

— Да. Но со временем я понял: назначить нужно было не меня, а Виталия Шевченко, который тоже входил в штаб Семина. Вот Виталик — классный тренер! Один из самых недооцененных. В РПЛ берут на работу хрен знает кого, а Шевченко столько лет не востребован. Почему?!

— Чего не хватило вам, чтобы задержаться в этой профессии?

— Может, я бы и вырос в хорошего тренера. Тот же Бесков говорил: «Главное, подобрать игроков и правильно их расставить». С этим я справлялся. Чуйка на футболистов была. Не боялся доверять молодым. Именно у меня в «Локомотиве» заиграли 18-летний Аленичев и 17-летний Рычков. Одного привезли из Великих Лук, другого из сибирской глуши...

— Так в чем загвоздка?

— Я не знал, как вести тренировочный процесс. Как дозировать нагрузки, чтобы к игре ребята были на пике формы. Вот это в тренерском ремесле самое сложное! А я ни черта не соображал.

— Но вы же не с улицы пришли. Два года помогали Семину, до этого Иванову в «Торпедо».

— От работы с торпедовским дублем получал огромное удовольствие. Видел — пацаны прибавляют. Но это юношеский футбол, где не надо особо думать о нагрузках. А к самостоятельной работе в высшей лиге был еще объективно не готов. Плюс у меня многое строится на эмоциях. Завожусь с пол-оборота. А тренер должен быть гибким, в каких-то моментах даже деликатным.

— Состав-то у «Локомотива» в 1991-м был крепкий.

— Согласен. В воротах — Овчинников. В обороне два опытных литовца из «Жальгириса» — Янонис, олимпийский чемпион Сеула, и Мажейкис. В полузащите Сашка Смирнов по прозвищу Война и Аленичев. Еще Жора Кондратьев из Минска подъехал. Трудяга, как все белорусы. В том сезоне здорово нам помог, мячей семь забил. Но «Локомотив» это не спасло. Финишировали на последнем месте и вылетели бы из высшей лиги, если бы не развалился Советский Союз.

— Потом вернулся Семин, и вы поняли, что тренировать больше не будете никогда?

— Да. О чем ни разу не пожалел. Профессия тяжелейшая! Стрессовая! В роли президента мне было намного комфортнее.

— Расскажите, как вы Аленичева нашли.

— Его в псковском «Машиностроителе» приметил мой старый приятель — Миша Шибаков.

— Селекционер?

— Вообще-то он профессиональный картежник. Но футбол обожает, удивительное чутье на игроков. Как-то говорит: «Есть в Пскове хороший мальчишка...» Отвечаю: «Привози». Аленичев мне сразу приглянулся. Поляну видит, с мячом на «ты», не тушуется.

— А Рычков, автор первого гола «Локомотива» в чемпионатах России?

— С ним похожая история. Шибаков где-то в Сибири его высмотрел, привез. В 17 Саша уже дебютировал в высшей лиге. Талантище, но в отличие от Аленичева, с которым в Баковке жил в одной комнате, — разгильдяй. С ленцой, выпивал. Когда Эштреков ему напихал, едва не кинулся на Хазраиловича с кулаками.

— Ну и ну.

— Через год на Рычкова положил глаз бельгийский агент Роже Анроте. Вручил мне 200 тысяч долларов наликом и увез парня в «Стандард».

«Арсенал»

— Наверное, и вы за игроков в те годы наличными расплачивались?

— Естественно. Тогда это было в порядке вещей. Помню, покупали в «Ростсельмаше» Лоськова. Декабрь 1996-го, за Димку просили сумасшедшие деньги. Мы долго торговались, в конце концов сошлись на 800 тысячах долларов. Ростовские до последнего не верили, что я столько дам. Наличными!

— Набили дипломат купюрами и отправились к берегам Дона?

— Еще чего! Эти товарищи сами ко мне приехали.

— И вы из знаменитого сейфа достали 800 тысяч?

— Ага. Гости под большим впечатлением были. С Лоськовым, кстати, первый год пришлось помучиться. Он и не режимил, и в обороне не отрабатывал. Хотел играть на чистых мячах — как в «Ростсельмаше». Но Семин нашел к Димке подход, перевоспитал.

— Самые необычные переговоры в вашей жизни?

— С Франко Сенси, президентом «Ромы». Интересный дядечка. Он уже был в возрасте, мы встретились в одном из римских ресторанов. Спросил: «Валерий, сколько ты хочешь за Гуренко?» — «Четыре миллиона долларов». Сенси поморщился: «Четыре? Не-е-ет...» Сделал паузу — и воскликнул: «А вот пять дам!» Все, по рукам! Я и сам не понял, почему он так себя повел.

— «Арсенал» действительно хотел купить Асатиани и Измайлова?

— Да. Об интересе к Асатиани со стороны англичан узнал от Зураба Хиникадзе, который тогда был президентом кутаисского «Торпедо». Это родной клуб Малхаза, оттуда в «Локомотив» перешел. Зураб и в Москве продолжал опекать парня. Когда рассказал, что «Арсенал» готовит официальное предложение, меня перемкнуло: «Не надо, давай подождем...»

— «Перемкнуло»?

— Ну конечно! На Асатиани держался центр обороны, не хотелось терять такого игрока. Вот и не стал продавать. Это моя ошибка. Я перед Малхазом виноват. Даже с точки зрения имиджа нужно было отпустить в «Арсенал» и его, и Измайлова. Какая реклама была бы «Локомотиву»!

— Это же Семин сделал из Асатиани защитника?

— Эштреков! Брали Малхаза в среднюю линию. А там такая конкуренция, что не проходил в состав. Да и «физики» не хватало. Как-то в двусторонке Хазраилович предложил попробовать Асатиани в обороне. Все посмотрели и воскликнули: «Прирожденный защитник!» Он очень умный футболист, великолепно читал игру. За счет выбора позиции часто оказывался первым на мяче.

— А почему Измайлов до «Арсенала» не доехал?

— В Лондон на встречу с Венгером явилась целая делегация — мы с Семиным, агенты, еще кто-то. Арсен сначала от этого прифигел, затем от цены. Заломили то ли 10 миллионов долларов, то ли 12.

— Сколько предлагал Венгер?

— Шесть. Будь я поумнее, сразу бы согласился. Сейчас уже понимаю: если европейский топ-клуб хочет приобрести футболиста из России, не пытайся его удержать. Наоборот, пулей оформляй сделку. Отпускай со словами: «Забирайте скорее, я вас еще на прощание в задницу поцелую».

— Даже так?

— Во-первых, нельзя ломать судьбу игроку, который получает шанс выйти на новый уровень. Во-вторых, если переход срывается, у человека пропадает мотивация.

— Измайлов тут же скис?

— Ну, Марат вообще со странностями. Типа Черенкова. Мнительный, непредсказуемый. Накануне матча ложится спать здоровым, никаких жалоб. Утром встает — и говорит: «Не могу играть. Нога болит». И ничего с ним не сделаешь.

Игнашевич

— В том «Локомотиве» были знаковые фигуры — Чугайнов, Овчинников. Почему не стали удерживать ни того ни другого?

— Честно? К тому времени я немножко избаловался. Эйфория охватила — особенно после чемпионства. Из-за этого и Игнашевича потеряли. Вот как можно было допустить, чтобы такой футболист ушел бесплатно, да еще к главному конкуренту?!

— В самом деле.

— В 2002-м мы впервые взяли золото. Кому-то сразу повысили зарплату. Кто-то получил машину, кто-то квартиру. Измайлову дали трешку в Крылатском, возле дома Ельцина... А Игнашевичу — ничего.

— Но почему?

— Моя вина. Упустил этот момент. Надо было трезво взглянуть на происходящее, как-то поощрить Сергея. А с учетом того, что контракт у него заканчивался, заранее договориться о продлении. Я же думал, что всё под контролем. Игнашевич никуда не рвется, ни о чем не просит — ну и слава богу.

— Какая беспечность.

— Вот-вот. Будь я повнимательнее к таким вещам — возможно, Игнашевич всю карьеру в «Локомотиве» бы провел.

— Вы полагаете? Нам он говорил, что в ЦСКА ему предложили в семь раз больше, чем в «Локо». И добавил: «Перед последней игрой сезона с «Арсеналом» в Лиге чемпионов Семин попробовал переубедить. Но я сказал, что пути назад нет — уже дал слово Гинеру».

— Да и я бы мог поднять Игнашевичу зарплату! Получал бы не меньше, чем в ЦСКА! Если бы знал о его переговорах с Гинером, сделал бы все, чтобы сохранить такого игрока.

— Вы читали мемуары Овчинникова?

— Нет.

— Тогда цитируем: «Контракт с «Локомотивом» заканчивался, дважды Филатов назначал мне встречу, но оба раза по дороге в клуб следовал звонок и сообщение, что он принять не может. Тяжело было расставаться с родным коллективом, и Семин перед подписанием контракта с «Динамо» настаивал, чтобы я все обдумал. Но мне ведь никто ничего в «Локомотиве» не предлагал. Ждал я долго. Считаю, имел право хотя бы на разговор».

— Деталей не помню. Но раз он написал в книжке — значит, так и было. Ситуация, как с Игнашевичем. Чемпионство, эмоции, эйфория... Плюс Овчинников столько лет в клубе, что казалось — уж с ним-то всегда договоримся. А он взбрыкнул и ушел в «Динамо».

— Вы были в шоке?

— Нет. Шокировал меня уход Игнашевича. До сих пор не могу понять, почему он так поступил. По-тихому, просто поставив перед фактом, когда уже ничего нельзя было сделать. Думаю, сработали подводные течения.

— Недавно мы брали интервью у Олега Яровинского. Услышали невероятные подробности. Дословно: «Я обожаю рассказы Овчинникова про «Локомотив». Ух, какие истории! Например, как он стрелял из газового пистолета в Семина и Филатова. Они спрятались, а Сергей был чем-то недоволен. Ну и пальнул в них через дверь».

— Бред! Даже близко ничего подобного не было.

— Из легионеров, прошедших через «Локомотив», — самый золотой парень?

— Выделю Лекхето, Лиму и Ивановича.

— Что помнится?

— Все трое — супер! Как по игровым, так и по человеческим качествам. Лекхето — добрый, позитивный. Моя жена в нем души не чаяла. А он ее называл: «Мама».

— Лима.

— У-у, это игрочище! Повезло нам, что летом 2004-го «Рома» выставила его на продажу, и мы быстро решили вопрос. Если бы Лимы не было, не факт, что в том сезоне до чемпионства бы дотянули.

— Так провисала опорная зона?

— Да. А Лима ее забетонировал. Ему уже стукнуло 33, но физически был в полном порядке. Как потом выяснилось, успевал в Москве еще и пить, и гулять. Но на поле к бразильцу не было претензий. Играл как зверь! Все выжигал!

— Кто рассказал о его похождениях?

— Соседи по лестничной клетке.

— Теперь про Ивановича.

— Впервые услышал о нем от агентов, сразу полетел в Белград на матч ОФК, за который играл Бано. Смотрю — ну красавец! И бежит, и отбирает, и отдает. Мощный, вверху хорош. Просили за него приличные деньги, но я чувствовал — надо брать.

— Сколько заплатили?

— 2,5 миллиона евро. А продали Ивановича в «Челси» за 13!

Премиальные

— Правда, что в 2004-м свою золотую медаль вы подарили Лолите Милявской?

— Правда.

— Зачем?

— В Кремлевском дворце было чествование «Локомотива». Повесили всем медали, следом концерт. Выходит на сцену Лолита, оглядывает зал и спрашивает: «А где Филатов?» Я поднимаюсь к ней, начинает петь. Вдруг опускается передо мной на колени.

— Ваша реакция?

— Думаю — надо подыграть. Делаю то же самое. Потом снимаю медаль и вешаю Лолите на шею.

— А дальше?

— Допела, скрылась за кулисами. Ну и с концами.

— Жалко?

— Да что вы! Я без трепета к наградам отношусь.

— Судьба предыдущей медали?

— Где-то дома лежит.

— В 2004-м «Локомотив» оформил чемпионство в Ярославле. Там после матча команда подбрасывала в небо сначала Семина, затем вас.

— Было.

— Почему же вас не качали в 2002-м?

— Если в Ярославле я сразу спустился к полю, то золотой матч с ЦСКА на стадионе «Динамо» смотрел в ложе с Аксененко и другими руководителями РЖД. Неловко было их оставлять и бежать к команде.

— О чем думали, когда взлетали в ярославское небо?

— Ха! О том, где найти деньги, чтобы выплатить футболистам бонус за чемпионство.

— Игроки ЦСКА говорили, что в 2002-м за победу в чемпионате им обещали по 200 тысяч долларов. За серебро дали в два раза меньше. Какие расценки были в «Локо»?

— Конкретных цифр не назову. Но 200 тысяч долларов в качестве премиальных мы точно никому не платили. Я вам другую историю расскажу.

— Давайте.

— 1995 год, Кубок УЕФА, «Бавария». Перед матчем в Мюнхене Семин спросил: «Какие премиальные объявлять?» Я отмахнулся: «Да какие хочешь — все равно не выиграем». И он выдал: десять тысяч долларов. Каждому.

— Щедро.

— Я и представить не мог, что мы «Баварию» на выезде грохнем. Но выиграли 1:0, Женька Харлачев убежал в контратаку и забил Кану. Так я потом год за эту победу расплачивался!

Лысый

— Вы вспоминали матч, после которого плакал Ловчев. В вашей жизни были слезы из-за футбола?

— Нет. Но когда «Локомотив» бездарно проиграл «Зюлте-Варегему» и вылетел из Кубка УЕФА, я так расстроился, что уволил этого лысого! Как его?

— Славолюб Муслин.

— Муслина, да. Хоть в РПЛ шли на втором месте. Могли чемпионами стать. Это моя ошибка. Мудак я эмоциональный... Но у меня после поражения от каких-то левых бельгийцев все внутри оборвалось!

— Футболисты вас не поддержали.

— Да, отставка Муслина стала для них потрясением. Посчитали, что обошелся с ним несправедливо. Это сразу ударило по атмосфере в команде, откатились на третье место. За которое меня и сняли...

— До этого еще дойдем. Скажите, Муслин — хороший тренер?

— Неплохой. Но один момент резанул. Как-то приезжаю в Баковку, захожу к нему в номер — пусто.

— Нет Славолюба?

— Не только Славолюба — вообще ничего, что напоминало бы о футболе! Ни одной бумажки! Если у Семина стол всегда завален какими-то графиками, тренировочными планами, конспектами, спортивными газетами, журналами, дисками, то у этого — абсолютно чистенькая комнатка. Как будто в отпуск приехал. Я страшно разозлился!

— Вы упрекали самого себя, что давали советы Муслину по составу.

— Вот тут я не прав, признаю. Каждый должен заниматься своим делом. Ты президент, ну и не лезь к тренеру, он разберется, кого ставить. При Семине такого себе не позволял, у нас было четкое разделение обязанностей. А с этим постоянно дискутировали.

— На тему?

— Ну, например, я считал, что Гуренко обедняет нашу игру в центре поля. Он отличный парень, пахарь и боец, но с пасом беда. Никакого продвижения вперед. Я говорил, что на этой позиции нужен креативщик.

— А Муслин все равно выпускал Гуренко.

— Да, безгранично ему доверял. Так сдружились, что Серега потом работал его ассистентом и в российских клубах, и в Европе.

Казань

— А вы с Семиным дружили много лет. Первая трещина в отношениях?

— Не было ни трещин, ни ссор, ни конфликтов! Я Семину благодарен. За то, что с пониманием относился к моим проблемам. Мы не ревновали друг друга к славе, успеху, деньгам. Он не лез в мои дела, а я в его. Если надо было что-то обсудить, после тренировки встречались на стадионе в каморке у Егорыча (администратора «Локомотива» Анатолия Машкова. - Прим. «СЭ»). Посидим, выпьем, поговорим... Всегда находили общий язык. По любым вопросам!

— Конкретный момент, когда поняли, что с Семиным вам не по пути?

— Да если бы не сборная, может, мы до сих пор бы вместе работали! У меня тогда возник один-единственный вопрос: «Кто будет отвечать за результат?» Я прекрасно понимал, что при отлучках Семина в сборную Эштреков с футболистами не справится, в команде начнется бардак и все шишки в меня полетят.

— Так вот почему вы были против совмещения?

— Конечно! Пошел к Фадееву, который тогда возглавлял РЖД, объяснил свою позицию. Он со мной согласился. И предложил Семину сделать выбор: клуб или сборная. Юра предпочел второй вариант.

— При этом на вас обиделся?

— Наверное. Если он считает, что виноват именно я... Что ж... Пускай.

— Что Семина так тянуло в эту сборную?

— Ну, он амбициозный. С «Локомотивом» уже два чемпионата выиграл, хотелось выйти на новый уровень.

— Если вы понимали, что Эштреков с командой не справится, зачем назначили его главным?

— А кого назначать в такой ситуации? Сезон в разгаре, пока новый тренер войдет в курс дела, поезд уйдет. Эштреков же сильный специалист. При Семине отвечал за физподготовку, Юра к нему прислушивался. Хазраилович и человек замечательный. Но уж очень мягкий. А с нашими футболистами нужно быть жестким. Им дашь палец — руку по локоть откусят. Вот Юрка мог на них гаркнуть, приструнить.

— А Эштреков?

— Он никогда не кричал. Стартанули-то при нем лихо. Взлетели на первое место, 16 туров лидировали. Да, забивали маловато, зато почти не пропускали. Могли чемпионами стать, если бы не эта Казань! Она нас просто убила!

— Вы о поражении? Или о травме Сычева?

— Да черт с ним, с поражением! К сожалению, поздно до меня дошла информация, что в Казани «Локомотив» могут хлопнуть. Перед матчем я даже сказал Петтаю, главному арбитру: «Даю тебе 200 тысяч рублей. Подсуживать нам не надо. Суди как есть».

— Взял деньги?

— Нет. Мне все стало ясно. А на последних минутах вратарь «Рубина» Харчик еще и Сычева сломал. «Кресты». Без Димки атака вообще расклеилась, никак не могли забить. В итоге проиграли «Рапиду», не попали в Лигу чемпионов, а потом и золото упустили. Вдобавок в конце сезона два трансфера сорвалось. Я полетел в Париж, договорился с «ПСЖ», что забираем Семака. А в Москве практически решил вопрос по Зырянову.

— Он еще за «Торпедо» играл?

— Да. Представляете, какой треугольник вырисовался в центре поля? Лоськов, Семак и Зырянов! Да с такой полузащитой нас бы в России никто не обыграл!

— Почему же переходы не состоялись?

— Не буду говорить, что помешало Зырянову, а Семак разводился с первой женой. Было уже не до «Локомотива».

Семин

— Когда видели Семина последний раз?

— На ретроматче. Встретились в раздевалке, обнялись. И с ним, и с Эштрековым, и с Коротковым. Сейчас смотрю заявку любой команды — поражаюсь!

— Чему?

- Насколько раздут везде штаб! У главного тренера миллион помощников. На одном физподготовка, на другом вратари, третий за оборону отвечает, четвертый за нападение, плюс аналитики... Не понимаю! У нас были Семин и Эштреков, решали все вопросы. Селекция и связь с УЕФА — на Хасане Биджиеве и Давиде Шагиняне. Оба говорят на английском. Начальник команды — Коротков. Всё!

— Потом добавился тренер вратарей Александр Ракитский.

— О, это уникальный человек!

— Мы с ним общались. В красках описывал африканские приключения.

— Как жену в джунглях оставил — рассказывал?

— А вы напомните.

— Поехали в джунгли, махнул, сел за руль — ну и укатил без жены. Забыл! А там какие-то занзибарцы. Но обошлось. Вдруг вспомнил, вернулся.

— Не считая аварии на Алтуфьевском — были у вас еще ЧП на дороге?

— Бог миловал.

— Сейчас сами за рулем?

— Да.

- Семин ездит на Bentley. Вы на чем?

- На Bentley? Не знал! А я на Land Cruiser 200.

— В книге Игоря Рабинера «Локомотив», который мы потеряли" Семин посвятил вам пронзительный монолог: «Мы с Валерой крепко дружили. Но в какой-то момент частные разногласия, связанные исключительно с рабочими футбольными вопросами, затмили главное, что было в наших отношениях — как профессиональных, так и личных. Не очень хорошую роль сыграло и окружение каждого. Мы оба совершили немало ошибок — и связанных с моим уходом и возвращением из сборной, и других... К сожалению, не нашлось людей, которые посадили бы нас за стол, заперли снаружи дверь и сказали: «Что вы творите? Сядьте — и пока не разберетесь со всеми проблемами, из комнаты не выйдете!»

— Юра прав. Действительно надо было сделать шаг навстречу друг другу, сесть и поговорить. Но не оказалось рядом человека, который бы этому поспособствовал. Уверен, если бы Аксененко был жив, он бы организовал такую беседу. И всё бы разрулили. А Фадееву мы были до фонаря.

— За эти годы так и не случилось у вас с Семиным разговора по душам?

— Не случилось...

— Почему в 2005-м вы распорядились не пускать его на базу и в раздевалку после матчей?

— Я слышал эти разговоры. Но таких указаний не давал. Не знаю, откуда все пошло. Ну как я мог запретить Юре приезжать к нам в Баковку, если он жил в ста метрах от базы?

Липатов

— В декабре 2006-го вас внезапно отправили в отставку и президентом «Локомотива» назначили Семина. Чья идея?

— Липатова, который тогда же занял пост председателя совета директоров. Это он убедил Якунина, что меня надо выпроводить, тренером поставить Бышовца, а президентом — Семина.

— Юрий Павлович сразу согласился?

— Конечно. Для него «Локомотив» — дом родной. Другое дело, Юра не предполагал, что окажется свадебным генералом. Он же ничего не решал. Вот если бы там не было Липатова, может, Семин до сих пор оставался бы президентом клуба. Липатов дул в уши Якунину, преследуя свои интересы. Ну и накрутил, наплел про меня бог знает что. Интриган!

— Откуда он в вашей жизни возник?

— Мы искали дополнительные источники финансирования, обращались к разным структурам, связанным с РЖД. Липатов, возглавлявший «Транстелеком», согласился помочь. Так эта компания стала одним из спонсоров «Локомотива».

— Как же вы не раскусили этого деятеля?

— На первых порах все было нормально. Казалось — адекватный человек, помогает, никуда не лезет. Я видел в Липатове союзника и вплоть до последнего заседания совета директоров ни о чем не подозревал. Хотя...

— Что?

— Сейчас вспоминаю — а звоночек-то был! Как-то в районе трех вокзалов заезжаю в отель, где на первом этаже китайский ресторан. Смотрю — за столиком Липатов и защитник Спахич. Думаю — чего вдруг? Потом выяснилось, что Липатов потихоньку выдергивал игроков, прощупывал обстановку в команде. Уже тогда я должен был насторожиться. Но не придал значения.

— Как вас увольняли?

— Когда шел на совет директоров, даже в мыслях не было, что меня могут убрать. Такого развития событий ничто не предвещало. Наоборот, сам хотел наехать на руководителей РЖД, которые в том сезоне выделяли «Локомотиву» мало денег. И тут... Как топором по башке!

— Что конкретно вам инкриминировали?

— Якунин сформулировал сухо: «Принято решение освободить товарища Филатова как не справившегося со своими обязанностями». Всё! Пять минут — и на выход. Я поплелся на стадион, зашел в свой кабинет, достал две коробки, быстро побросал туда вещи и поехал домой. Помню свои ощущения — вышел в пустоту. У меня ведь, кроме «Локомотива», ничего не было...

— Чему научила эта история?

— Главный урок — никогда нельзя расслабляться! Когда на кону большие деньги — жди выстрела в спину!

— С Липатовым позже виделись?

— Один раз. Через пару недель после увольнения я полетел отдыхать в Эмираты, и мы столкнулись на пляже. Он сам ко мне подошел. Сказал: «Валера, извини. Но я в этом участия не принимал».

— Верите?

— Конечно, нет! Ответил: «Бог тебе судья».

— Расставшись с «Транстелекомом» и «Локомотивом», он вошел в совет директоров одного банка. Когда тот обанкротился, Липатова обвинили в хищении денег и арестовали.

— Да, я слышал, что он немножко отсидел. Других подробностей не знаю.

Голубятня

— Чем вы занимались после ухода из «Локо»?

— В основном фитнес-центром. Еще искал, где можно заработать. Но больших проектов не было. Так, по мелочи. Посреднические услуги, связанные с перевозками грузов.

— В футбол за эти годы могли вернуться?

— Единственное предложение было от Саши Тукманова. Мы оба за «Торпедо» играли, давно дружим, ну и загорелись идеей возродить клуб, когда он рухнул во вторую лигу. Несколько месяцев я там покрутился, как раз шли переговоры с Мамутом, который хотел купить «Торпедо». Но все сорвалось.

— На матчи «Локомотива» не ходили много-много лет?

— Да. По телевизору смотрел, а на стадионе не появлялся.

— Не тянуло?

— Только к голубятне, которая там осталась. Вот туда регулярно приезжал, кормил птиц. На саму арену не заходил.

— У Владимира Алешина в Лужниках тоже была голубятня. Разрушили, едва его уволили. Вашу не тронули?

— Слава богу! Присматривают за ней ребята, которые рядом работают в гаражах. Немножко им приплачиваю.

— Сколько птиц в этой голубятне?

— Штук сорок.

— Какие?

— Почтовые голуби — не моя история. Как и выставочные, декоративные. Я люблю дерешей, хоть с виду они невзрачненькие, и николаевских бабочек.

— Откуда страсть к голубям?

— С детства. Тогда же ни компьютеров, ни смартфонов не было. Из развлечений — футбол да голуби. Еще в Минске лет в 13 выстроил с друзьями во дворе голубятню. А потом и на торпедовской базе в Мячкове.

— Сами?

— Был такой классный мужик — Вячеслав Гумбург, начальник строительного цеха ЗИЛа. Фанат футбола, тоже голубей обожал, держал у себя в цехе. Как-то приехал в Мячково, я к нему: «Вячеслав Николаевич, постройте мне здесь голубятню». Он аж расцвел. Забабахал огромную. Как квартира!

— Судьба голубятни?

— Так и стоит. Только птиц нет давным-давно. Хочу как-нибудь съездить в Мячково, вспомнить молодость. Не был там лет сто.

— Вы же сейчас в загородном доме живете?

— Да. Под Троицком.

— Там у вас тоже голубятня?

— Нет. Я бы, конечно, поставил. Но слишком опасно. Рядом лес, много хищных птиц, которые будут атаковать голубей, как только те вылетят. Поэтому все мои голуби на «Локомотиве». Кстати, по легенде, в 50-е годы в Черкизове была соловьиная роща. Я мечтал ее восстановить. Каждую весну приезжал на птичий рынок, скупал по 300-400 соловьев — и выпускал возле стадиона.

— Валерия Николаевна Бескова нам рассказывала, как допытывалась у Константина Ивановича: «Что такого в твоих голубях?» Как бы сформулировали вы?

— Вот сядешь на голубятне, посмотришь по сторонам — и на душе теплеет. Когда летают, вообще сказка! Одни взмывают высоко-высоко, так, что их уже и не видно. А николаевские могут хоть полчаса висеть в воздухе, то поднимаясь, то немного опускаясь. При этом машут крыльями как бабочки. Отсюда и название.

Жиру

— Как в 2019-м случилось ваше возвращение в «Локомотив»?

— Меня пригласил Василий Кикнадзе. За что ему большое спасибо. Мы где-то встретились, разговорились. Потом слышу: «Валера, пойдешь мне помогать?» — «С удовольствием!»

— Выдвинули условия?

— Никаких. Даже про зарплату не заикнулся. Положили — ну и хорошо.

— Когда Кикнадзе еще был в «Локо», на вопрос о вашей зарплате ответил так: «Филатов ее получает как мой советник. А вот членам совдира вознаграждение не полагается».

— Совершенно верно.

— Значит, после ухода Василия Александровича остались вы без оклада?

— Ничего страшного. Теперь я, как все, просто член совета директоров.

— Часто он собирается?

— Два раза в месяц. А для решения оперативных вопросов есть рабочая группа, которая проводит совещания в еженедельном формате.

— Почему в мае 2020-го на заседании совета директоров вы проголосовали против Семина?

— С чего вы взяли?

— Писали, что решение об отставке Юрия Павловича принималось единогласно.

— Такого, чтобы я там поднял руку и проголосовал против Семина, не было. Да и не стоял так вопрос. Просто Кикнадзе с Мещеряковым захотели убрать Юру, вот и все.

— С Кикнадзе у вас споры были?

— Споры — громко сказано. Но я советовал ему купить Жиру. В 2019-м он потерял место в составе «Челси», и француза начали предлагать разным клубам.

— Цена?

— Около 10 миллионов евро, зарплата — в районе четырех. Деньги у «Локомотива» тогда были. Я говорил: «Василий, если возьмем такого форварда, с нами никто не сможет конкурировать!»

— И что?

— Не рискнул. Жаль. Сейчас Жиру в «Милане», 37 лет — до сих пор забивает!

— О чем вы думали, когда в «Локо» зашла немецкая бригада во главе с Рангником?

— Ой... Я так и не понял, что немцы хотели. Снести стадион и переехать в Лужники? Но зачем?

— Действительно.

— Все это было очень странно. А Рангник вообще какой-то проходимец. В клубе на всех поглядывал свысока, разговаривал через губу.

— Мечты у вас остались?

— Хочу с «Локомотивом» еще раз стать чемпионом.

— Это реально?

— Почему нет? Отставание от «Краснодара» и «Зенита» небольшое. Если зимой возьмем двух опытных и качественных игроков, точно будем в чемпионской гонке. Есть у меня и вторая мечта.

— Какая?

— Чтобы близкие были здоровы. За последний год я многое переосмыслил. Вот раньше видишь на улице бабулю с палочкой или прихрамывающего старичка — не обращаешь внимания. Идут и идут. А теперь их уже хорошо понимаю. Когда сам в больнице проваляешься, начинаешь другими глазами на жизнь смотреть. Все пропускаешь через себя. И радуешься каждому дню.

Юрий Голышак и Александр Кружков