Был назначен пенальти – шанс сравнять счет в игре, результат которой не имел никакого значения по сравнению с травмой Эдуардо, – и у Галласа, этого несгибаемого предводителя когорты настоящих мужчин, случилась бабья истерика. Не дожидаясь удара, он рванул на другой конец поля и храбро атаковал рекламный щит. А когда «Бирмингем» сравнял счет, бесстрашный капитан сел на поле и залился слезами.

Газета Daily Mirror вышла с заголовком: «Арсенал» хотел второго Тони Адамса, а получил вторую Бритни Спирс». Что в эти дни чувствовал сам Тони Адамс, легендарный бывший капитан «Арсенала», останется тайной. Но я понял, что мне все это отныне безразлично. Началось это не с Галласа, однако поступок капитана обнажил мои истинные чувства к игре, которую я любил всю жизнь. Эти чувства таковы: безразличие, брезгливость и раздражение.

Заканчивается первый в моей жизни сезон, когда я ни разу не был на стадионе. Галлас вынудил меня осознать, что терпеть все это я больше не могу. Все это жульничанье, театральщину, падения от порыва сильного ветра. Было время, когда в футбол играли мужчины. Тони Адамс и Рой Кин, Томми Смит и Билли Бремнер, Дейв Маккей и Питер Стори. Даже Джордж Бест – самый эмоциональный игрок, когда-либо рожденный Британскими островами, – был тверд, как белфастская сталь. Сегодняшние футболисты... я видывал более мужественных парикмахеров. Наемники высшей лиги, которые каждое лето угрожают сменить клуб, если им не повысят жалованье, а остаток года мастурбируют на свои медали. Дидье Дрогба и Эммануэль Эбуэ – эти несокрушимые богатыри слишком часто напоминают Дивайн Браун. Уж очень легко они падают на спину, растопырив ляжки.

Футбол всегда присутствовал в моей жизни. У моей мамы было шесть братьев, которые болели за «Уэст Хэм Юнайтед», и они с удовольствием брали меня посмотреть на Бобби Мура, Мартина Питерса и Джеффа Херста – тот состав команды, который выиграл Кубок мира. Ходить на футбол в те годы было серьезным испытанием. Прилегающие к стадиону улицы, переулки и станции метро нередко захлестывало насилие. На трибунах не было женщин. В туалетах текли реки мочи. С болельщиками обращались как со скотом. И все же для нескольких поколений мужчин трудового сословия футбол был смыслом существования и мистическим опытом.

Но футбол изменился. Некоторые из перемен были необходимы. Матчи моего детства подчас напоминали куклуксклановские погромы. Культура насилия, окружавшая игру, порождала отношение к болельщикам как к стаду, а дегуманизация во имя общественного порядка привела к трагедиям на стадионах «Эйзель» и «Хиллсборо». Футбол изменился, потому что у него не было другого выбора. Я помню, как в восьмидесятых приходил на полу-пустой стадион, сознавая, что любое разумное существо предпочтет в эту минуту оказаться где угодно, но только не здесь.

Потом внезапно на стадионах исчезли стоячие места, болельщиков разных команд разделили по трибунам, а в барах послышался изысканный акцент. Футбол стал более безопасным, здравомыслящим и состоятельным. А потом какой-то иностранный игрок в первый раз упал на поле и изобразил агонию, когда на самом деле ему ни чуточки не было больно.

Многие годы футбол оставался неизменным. Ваша невеста сделала минет вашему лучшему другу, любимая группа выпустила говенный второй альбом, наркота перестала торкать, но на футбол можно было положиться всегда. На бушующих стадионах 70-х, где болельщики мочились друг другу в карманы, была своя грубая магия. Даже когда появилась премьер-лига и игру затопило цунами телевизионных рекламных денег, волшебство никуда не ушло. На место Иэна Райта и Эрика Кантоны пришли Тьерри Анри, Дэвид Бекхэм и Криштьяну Роналду. Футбол по-прежнему мог рождать таких, как Джон Терри или Уэйн Руни – футболистов, которые сделали бы честь игре даже в те годы, когда я еще ходил под себя.

Но пока мы сидели на новых просторных стадионах, тараща глаза и жуя багеты с копченым лососем, что-то важное начало отмирать в самом сердце игры. Теневая сторона футбола незаметно стала неотъемлемой частью ландшафта.

Алчность. Интриганство. Скулеж. Желание набить карманы и выиграть любой ценой. Я знаю, что на каждую капризную примадонну премьер-лиги найдется Сеск Фабрегас или Фернандо Торрес, но погоду делают не они, а избалованные, алчные неженки. Может, они и неплохие мужики, просто они не похожи на мужиков. Я не могу вскочить на ноги и заорать гимн в их честь. Я не хочу видеть, как они кончают на свои медали. Чтобы смотреть на это, надо быть человеком с дыркой вместо сердца.

Даже если бы игра оставалась такой же, какой была когда-то, я не мог бы любить ее так, как любил в четырнадцать лет. Что-то происходит с нами в тот момент, когда мы становимся старше, чем футболисты. Но мне хотя бы не было бы так противно.

В какой-то момент на своем пути я начал ненавидеть футбол. Уильям Галлас лишь заставил меня осознать, что моя любовь перебродила в отвращение.

Я не могу не думать об Арроне и Бене Пиках, двух братьях, которым в момент гибели было 10 и 8 лет. Люк Маккормик, 24-летний футболист, ехал со скоростью, вдвое превышающей разрешенную, и, по показаниям свидетелей, «рулил как ненормальный», когда его «рейнджровер» въехал в зад автомобилю, в котором были Аррон, Бен и их отец Филип Пик. Мальчики погибли, отец угодил в инвалидное кресло с переломом позвоночника. Маккормик получил тюремный срок, но меньше чем через семь лет выйдет на свободу. Я знаю, что он никто. Но именно он воплощает гнилой дух сегодняшнего футбола. Растленный, тупой и эгоистичный сверх всякой меры. Недостойный восхищения мальчишек, которых он убил.

На семейном фото Пиков Аррон и Бен, одетые в футболки своей любимой команды, улыбаются и держат вверх большие пальцы. Два маленьких болельщика, убитые профессиональным футболистом, которого вывели из равновесия компрометирующие слухи о его подружке. Я не думаю, что отец этих ребят смотрел из своего инвалидного кресла финальный матч чемпионата.

Вот и мне это тоже не интересно.

Тони Парсонс
Иллюстрация: Мария Румянцева