Правду говорят – утро вечера мудренее.

Ещё раз переосмыслив сказанное на смерть несчастного Ленара Гильмуллина, хочу сказать следующее. Я не отказываюсь от высказанных мыслей, ни от одной. Я по-прежнему считаю, что клуб и его службы вели себя в этой ситуации непрофессионально. А ситуация такова, что непрофессионализм в тот же самый момент вызывал по отношению к себе не только холодную, «аудиторскую» оценку, но и личную. Этическую. Я считал и считаю, что это возмутительно.

Я считал и считаю, что безвременная смерть, по сути, ещё мальчика, должна заставить одуматься клуб и выйти из атмосферы средневековья. Потому что это давно уже выходит за рамки одной только странности характера главного тренера или иного руководителя. Футболисты посвящают себя делу без остатка, их дело по своей природе направлено на отклик, оно публично. И быть публичными людьми – это не возможность, не пиар и не современная мода, а это ПРАВО футболистов. Право – в том числе – оставаться в памяти людей, пребывать в умах болельщиков и зрителей не просто как аватары из компьютерной игры, а как люди. Как личности. Со взглядами, интересами, страстями. И это трагедия – что мы так и не узнали Ленара Гильмуллина как человека. Что мы не узнали, чем он жил, как он жил. Он заслужил память не только в узком кругу знакомых.

Вам может показаться странным, что я был настолько эмоционален – я ведь тоже его не знал. Увы, зато я знаю мотоцикл. Это далеко не первый случай в моей жизни. На близкой и далекой её периферии.

В общем, я не возьму назад ни одной своей мысли. И, в частности, не возьму назад ту мысль, что обвинять завуалированно в чем угодно Джамбулада Базаева – это за гранью морали. За гранью! Я не знаю Джамбулада лично, но успел узнать, что они очень дружили с Ленаром... Уж если говоришь о человеке во всеуслышание – то думай, что говоришь. А теперь, после этих невнятных, недоговоренных обвинений те, кто не даст себе труда изучить ситуацию, как она была на самом деле, и через десять лет смогут показывать на него пальцем.

Однако я понимаю сейчас, что я был неправ по форме. Что те слова, которые я местами избрал для высказывания, просто-напросто замутняют смысл. Обсуждение «сваливается» к ним. К «идиотскому», к «маниакальному»... В этом я был неправ. Да ведь и событие какое – до сердца пронимает. Где тут до адекватности.

Поэтому я приношу свои извинения за то, что погорячился с некоторыми словами, перед всеми, кого они задели. Перед болельщиками Рубина, перед друзьями Ленара. Я стою и буду стоять на своем – в чем, перечислил выше. Но по форме я был неправ. Вы имели право неправильно меня понять. А я был слишком эмоционален. Не нужно мне было ругаться. Нужно было постараться сохранить спокойствие.

Но я не мог сохранить спокойствие. Тогда, в пятницу, я приехал домой с «Эха Москвы», где мы говорили о Ленаре. В общем, я говорил ровно те же вещи, но, конечно, в ином тоне. Мы говорили в пятницу в телевизионном «Футбольном Клубе» о Гильмуллине, а радиоверсия передачи устроена так, что в половине одиннадцатого она прерывается на новости. И пока шли новости, мы читали с коллегой Бунтманом, с которым вместе ведем передачу, сообщения на пейджере – там было и о Ленаре, и договорились, что во второй части мы непременно об этом скажем.

А потом я приехал домой и выяснилось, что как раз в эту минуту он умирал – в 22.32. Господи... И мы не успели о нем сказать, пока он был жив...

Мне нужно было выбрать другие слова. Простите меня, если эти слова причинили вам дополнительную боль. Не это было моей целью. Но так получилось. Об этом я искренне жалею.