– Борис Петрович, ваша карьера в России развивалась вроде бы достаточно успешно. Что заставило вас после юношеской сборной СССР уехать тренировать в Эмираты?

– Все это выглядело таким образом: я руководил сборной юниоров, мы были в финальной части чемпионата мира в Саудовской Аравии, вышли в четвертьфинал и играли там с командой Нигерии. Вели со счетом 4:0, а дальше сыграли 4:4 и проиграли по пенальти – вот такой был казусный матч. Шеф, Вячеслав Иванович Колосков, мне сказал: «Давай-ка, поезжай передохни за рубеж. Год поработаешь и вернешься назад». Тогда еще не было таких приглашений, и я первым советским гражданином поехал в ОАЭ.

– И чем интересным вам запомнился арабский футбол?

– Экзотичная страна… Я там научился маневрировать, научился терпимее относиться к людям. Они тоже мнят себя профессиональными футболистами, но в то время это было очень далеко до истины. Тогда там все было, в общем, на любительской основе – но мне ведь нельзя было выказывать свою неудовлетворенность, удивление от сравнения такого положения дел с советским футболом. Хотя с точки зрения организационных моментов они выглядели достаточно убедительно: ведь денег у них море. И этими деньгами они пытались копировать все то, что делается в большом футболе в Европе.

– А люди там какие? Совсем другая страна, другие традиции.

– Ну, поначалу мне вообще было сложно: я не знал ни арабского, ни английского языка… Очень тяжело. Не было ни переводчиков, никого не было. И я самостоятельно пытался влезть в шкуру новой для меня жизни. Ну что могу сказать – первое, что стало заметным – отсутствие какой-либо дисциплины. Это обескураживало первое время; ну а потом – человек ко всему привыкает, и я адаптировался. Начал потихоньку изучать язык, и тот, и другой, работать. Сказать, что я получил удовлетворение от творческого процесса, я не могу, но от знакомства с новой страной, с новыми людьми – да. Как только бываю в ОАЭ, стараюсь приехать в те места, где я ходил, где я работал…

– А как так получилось, что у вас даже переводчика не было?

– Ну как, в посольстве было всего четыре русских человека, и я был в этой стране пятый. До этого никого из наших граждан там не было. Русский язык для них – нечто совершенно незнакомое, а английский язык я не знал, потому что в то время мы ко всему этому относились поверхностно, о чем сейчас можно только пожалеть… Но я из Москвы все упражнения привез уже в переводе на английский, они мне повесили доску, и я на этой доске пытался нарисовать английские фразы, которые бы передавали смысл упражнений. Понимали, ничего – были ребята, которые знали английский язык, один из них учился в Америке – бывало, над транскрипцией посмеивался, но в объяснениях, конечно, сильно помогал. А переводчика мне потом все-таки дали.

– А как вы следом в Ираке оказались?

– Вернулся домой, ну и меня вызывают Васильич, Лобановский, и Андреич, Морозов. Валерий Васильич говорит: поедем работать в Ирак, я буду главным тренером, Андреич Морозов будет работать со мной, а ты будешь у нас в штабе работать с олимпийской командой. Ну, для меня Васильич и Морозов – это было все. Я с трепетом относился к ним, мы часто общались, я у них многому учился… А потом Васильич не поехал, а я пришел к Колоскову и сказал: «Вячеслав Иваныч, у меня та командировка закончилась, но есть еще вот такое предложение». А он мне: «Ну поезжай, поезжай, что ты. Хорошее предложение». И я поехал с Морозовым и Мишей Фоменко из киевской школы; он поехал в помощники к Андреичу, а я работал с олимпийской сборной. Откровенно говоря, мне понравилось. Все там было наподобие советского футбола. Во-первых, футбол был очень крепкий, футболисты очень мощные, ну и удивительная дисциплина, удивительная – это, видимо, связано с диктатурой Саддама Хусейна. Курировал нас сын Саддама, он был и президентом Олимпийского комитета, и президентом федерации футбола. Работа была интересная, и, самое главное, в азиатском регионе иракский футбол был на большом подъеме. Фактически, мы обыгрывали все остальные страны. Ну и все было бы хорошо – жили мы прекрасно, была у нас своя колония, ведь наши советские тренеры закрывали всю вертикаль по подготовке сборных команд. Поэтому и общение было, и творческое обогащение, ну и у каждого были помощники с иракской стороны, которым мы обязаны были читать лекции – так же, как сегодня у нас лекции читают голландцы. Но, к сожалению, вскоре началась война в Кувейте, и мы вынуждены были уехать домой. И иракцы отвлекались на эти события, и мы не особенно комфортно себя чувствовали, когда они приходили на тренировки с оружием… У нас был посол, он страшно любил футбол, да и вообще замечательный был человек. И он нам сказал: «Надо вам трогать, а то потом вы отсюда не уедете». И на одном из первых самолетов мы с нашими специалистами улетели в Россию.

– Потом вы десять лет пробыли в России, и вас снова потянуло за границу. Почему на этот раз вы выбрали Китай?

– Ну, во-первых, там было очень хорошее предложение. А во-вторых, мы с «Торпедо-ЗИЛ» вышли в высшую лигу, и те условия, которые необходимо было реализовать, чтобы там команда крепко стояла на ногах, нам организовать не удалось – не смогли договориться. Поэтому я принял решение съездить посмотреть, что такое Китай.

– И что такое Китай?

– Не буду говорить о политике, но тогда я нарисовал себе картину того, что у них хорошее будущее. Во-первых, они люди очень порядочные. Я, например, никогда не слышал, чтобы кто-то кого-то оскорбил, накричал – даже когда команда проиграла. Видно, что они настоящие родственники друг другу. Вот мы вроде народность одна, а национальности разные – у нас в этом плане по-другому складывается. Ну и конечно, футбольный бум. Государство понимало социальную значимость футбола. За билет там могли сделать что угодно: на стадионы ходили по 60, 70 тысяч, большущие деньги государство вкладывало. У нас был спонсор, если на наши понятия переводить, то РАО ЕЭС. Они выстроили школу, там было полей десять. И у нашей команды полей восемь было, очень хорошая, современная база. А в этой школе и экипировка, и тренерский состав был замечательный. Там работали югославы, плюс я взял двух наших специалистов, Пахомова и Белоусова, плюс там было пять китайских тренеров, которые у нас всех учились. Что еще понравилось: очень интересно, что один из первых сборов все команды высшего дивизиона проводят в одном месте – это такой плацдарм для совместной учебы. Каждый тренер в каждом клубе был уровнем не ниже тренера сборной команды. Полей там было достаточно, и каждый день команда тренировалась на новом поле по кругу. Два раза в неделю каждый тренер рассказывал о своих целях, задачах, о том, на какой основе он выстраивает тренировочный план, какая у него методическая начинка… И каждый следующий сбор федерация проводила тестирование. А в общем – хороший, добрый народ, экзотика, много достопримечательностей, они все это чтят. Поэтому пришлось с интересом полазить по стране, узнать культуру Китая, их отношение к религии, к питанию. Уже тогда я, честно говоря, думал, что они шагнут далеко. Но в футбольном плане там дела обстоят сложнее. Их футболисты сильнее в индивидуальных проявлениях. Там, где нужны коллективные взаимоотношения, где нужно включать голову, где нужен творческий процесс – там хуже. А в плане игрока как функции, мощности – вот здесь они себя проявляют от и до. Работают без устали и без надрыва.

– А на Советский Союз Китай похож?

– Похож, пожалуй. Похож в коллективных устремлениях. Много лозунгов… Они и не скрывают, что у них много от Советского Союза. Много собраний, заседаний… Чем отличается – более ровным отношением. Когда говорят, что там кто-то кого-то давит, я не верю – я никогда не слышал, чтобы мне кто-то сказал хоть слово… Ну, по-китайски я все равно не пойму, но я никогда не оказывался в ситуациях, когда кто-то, выпучив глаза, на меня шумел – то, с чем мы сталкиваемся здесь почти регулярно. Еще их, конечно, отличает трудолюбие. И последнее, что я на себе испытал: вот сейчас рассуждают, нужна смертная казнь или не нужна. Я два раза присутствовал, когда всех собирали на стадионе… Там было много таких случаев, но обычно меня быстренько уводили, а два раза не успели. И привезли людей, которые проштрафились перед народом. Им зачитывался приговор: смертная казнь. Это шоковое состояние. Я, ничего не понимая, что они там говорили, прекрасно осознавал, что идут последние дни этих людей… Долго ходил и думал… Мать родная, зачем им все это надо… И народ все так же воспринимал. Наверное, этими акциями искоренить все зло невозможно, но отношение к этому процессу складывается очень крепкое.

– А если сравнивать наших и иностранных футболистов – вам с кем легче работать?

– Ну, конечно, то, как работают в Арабских Эмиратах – это просто невозможно. У них есть свои жизненные установки, и надо настолько подлаживаться, настолько быть коммуникабельным, настолько делать все так, чтобы они в тебя влюбились и тебе поверили… Ну ты для них друг, ну просто друг. Если ты станешь в позу командующего – считай, ты пропал. Они ничего делать не будут. Либо надо идти по пути, по которому шли некоторые специалисты: когда у меня много что не получалось, я очень переживал, и однажды поехал по стране посмотреть, как люди тренируют – почему же у них идет. Там был тренер из Польши, я его хорошо знал, мы с ним вместе работали еще в юношеском футболе. И я ему говорю: слушай, у тебя вот что-то получается, а у меня ничего не получается – что делать? Он говорит: «Во-первых, ты мне скажи, ты для чего сюда приехал? – Работать. – Нет, говорит, ты сюда приехал деньги зарабатывать. А работать ты будешь в России. Поэтому ты брось им мяч, и они тебя полюбят. Не мучь их, пусть они играют в футбол, а ты считай дни, сколько тебе тут осталось. А потом уедешь – и там будешь рисовать свои схемы и работать…» Такой подход, может, и пагубный, но там он имел право на жизнь. А вот в Ираке мне работать было легко, и в Китае легко. В Китае легко в плане налаживания взаимоотношений. Сложнее с тем, что в России, если ты видишь, что что-то тебе необходимо, ты просто подбираешь средства, подбираешь те упражнения, которые усилят игру. А там надо очень долго идти от простого к сложному. В России хорошие мозги, они быстро схватывают, но тут важно убедить. Может быть, не столько даже словами, сколько материалом, который ты преподносишь – тогда люди поймут, что это то, что им необходимо, и все сделают. А с точки зрения дисциплины – там только сказал, и все будет так. Я, например, ни в Китае, ни в Ираке не видел, чтобы кто-то курил – они там, может, и вообще не знают, что это такое.

– А были еще предложения из-за границы, от которых вы отказались?

– Было еще одно очень хорошее предложение из Саудовской Аравии. Меня позвал Шандор Варга, нужно было готовить «Аль-Ахли» к финальным играм азиатской Лиги чемпионов. Я приехал, у меня было мало времени, и мы заняли третье место из четырех команд. Потом со мной хотели продлить контракт, причем контракт хороший, но я работал с Романцевым в первой сборной, и, естественно, не мог.

– Когда за границей были, по России скучали?

– Конечно. Я очень тяжело переносил разлуку, мне очень хотелось быть здесь, в советском, российском футболе.

– А если сейчас куда-нибудь позовут, поедете?

– Нет, наверное, уже никуда не поеду. Мне это уже неинтересно. Надо здесь достраивать свою жизнь.

– А как вам кажется, почему наши тренеры не востребованы в футбольной Европе? Что, наша тренерская школа слабее европейской?

– Нет, ни в коей мере. С точки зрения методической начинки наши тренеры очень сильные и очень квалифицированные. Наша главная проблема – это язык и умение выстраивать взаимоотношения; недостаток, я бы сказал, пофигизма в отношении к ситуации. Он там выглядел бы более приемлемым, нежели наша обязательность. Закончил работу – и все, финиш. Но наш тренер так не может. Он будет интересоваться, как футболисты время провели, у всех ли дети в ясли устроены… Такого рода вещи для нас очень важны. И, конечно, мало кто знает, как вести себя с руководителями клуба. Вот это очень важный элемент, до которого немногие наши тренеры могут добраться.

– Вы наверняка общались со многими молодыми тренерами. Чем они отличаются от вашего тренерского поколения?

– Чем? Нахальством. Независимостью такой. У большинства из них вообще нет авторитетов. В наши годы, например, когда я сидел в тренерском составе, где был Андрей Петрович Старостин, Вячеслав Дмитриевич Соловьев, Никита Павлович Симонян, Качалин, Лобановский… Я боялся моргнуть. Я думал, если я моргну, я сорву заседание. Я вслушивался в разговоры этих грандов. А как Андрей Петрович вел заседание, какая у него была дикция, какая была речь, какие обороты! Да ну что вы. А сейчас наши ребята сами идут по жизни. С одной стороны, это не очень хорошо – все-таки опыт можно позаимствовать. Что-то берется хорошее, что-то не берется, что-то сразу выплевывается, что-то через несколько дней… Но учиться крайне важно. С другой стороны, они свободны и внутренне раскованны. Знают язык, и даже не один, наверное… Ну, остается им только пожелать. А второй момент, в чем они отличаются – мы раньше шли работать в футбол. Футбол – он ведь и в Орехово-Зуево, и в «Спартаке» московском тот же футбол. Мы осознавали, что в «Спартак» попадет кто-то один. Это будет либо Симонян, либо кто-то еще из великих людей. Но можно идти работать в Орехово-Зуево и там тоже делать футбол, выстраивать все то, что необходимо болельщикам… Это наша профессия. Но сегодня такого нет. Сегодня все ждут, что они в обязательном порядке должны работать в «Спартаке» или в «Динамо» – и даже не пытаются пойти куда-то просто работать в футболе, даже в детскую школу. Вот Бесков работал в ФШМ сколько лет, Маслов, Качалин… А потом они стали большими мастерами.

– Ну а как вы думаете, у кого-нибудь из наших молодых тренеров есть шанс быть приглашенным в европейскую команду?

– Чтобы быть приглашенным, надо что-то сделать здесь. Главное – найти свою нишу и работать. А после этого, когда добьешься результата, уже, конечно, будет гораздо, гораздо проще.

Юрий Баранков
Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко