Неманья Пейчинович в интервью
«Матч ТВ» — о
«Локомотиве», России и Сербии.
У Пейчиновича очень насыщенная карьера. Он выигрывал РПЛ и Кубок с «Локомотивом», провел больше ста матчей во Франции, играл в Германии и ездил в Китай перед самой пандемией.
В 2022-м защитник завершил карьеру и занялся бизнесом. Мы поговорили об этом и многом другом.
ГЛАВНОЕ:
Почему Неманья не хочет идти тренировать и с чего начал бизнес;
Как пережил бомбардировки НАТО и помнит ли о них молодое поколение;
Как уезжал во Францию: игра против Ибрагимовича, опасные районы;
О периоде в «Локо»: Семин в 70 лет выглядел на 50, Смородская разбиралась в футболе, Ротенберг — скромный
О поездке в Китай: чем напугала местная народная медицина, старший всегда прав и другой мир;
Пейчинович восхищается музеями Москвы и считает, что обычные люди в России живут лучше, чем в США;
Как Видича не пустили на выборы президента футбольного союза и предсказание Жириновского, в которое верит Пейчинович.
БИЗНЕС ПОСЛЕ КАРЬЕРЫ — СТРОИТ ДОМА И ПЛАНИРУЕТ ВЫРАЩИВАТЬ КЛУБНИКУ. В ПЕРСПЕКТИВЕ ХОТЕЛ БЫ ЗАНЯТЬСЯ ПОЛИТИКОЙ
— Ты завершил карьеру в сентябре 2022-го и сказал, что будешь заниматься бизнесом. Каким?— У меня строительная компания. Пока делаем небольшие жилищные комплексы, а дальше — посмотрим. В планах — заняться сельским хозяйством, выращивать клубнику. Уже купил земельный участок, устройство для производства джемов, варенья.
О бизнесе задумался, еще когда был в «Локомотиве». Понимал, что остаться в футболе будет непросто — особенно в Сербии. Здесь не уважают тренеров, меняют их так часто, как носки. Довольно быстро ваше имя могут испачкать. Мне это не нужно, слава Богу.
— С чего начал в бизнесе? Многие спортсмены теряют деньги на этом.— Всегда есть люди, которые умнее, чем вы. Уже все придумано — и надо только сделать хорошую копию какого-то большого проекта.
Есть компании, которые занимаются анализом бизнеса. Вы приходите, показываете свою идею — в строительстве или сельском хозяйстве. А вам говорят, что и как. Просчитывают ситуацию, делают анализ рынка — и дают примерные цифры, сколько вы будете зарабатывать и как долго продержится бизнес. Еще до начала инвестиций у вас есть информация, плюсы и минусы.
У меня были ошибки, но это нормально. Как в футболе — ты не играешь сразу в старте такого клуба, как «Локомотив». Сначала детский футбол, молодежка. А когда меняешь сферу, все надо начинать сначала. Учиться и работать, учиться и работать. И может лет через 10-15 стать уже серьезным бизнесменом.
— Ты раздумывал о политике и мечтал стать президентом Сербии. Есть понимание, как это реализовать?— Считаю, каждый человек на этой планете должен быть в политике. Иначе жизнь не станет лучше. Каждому должно быть важно, что происходит на высшем уровне: какое у нас образование, медицина, сельское хозяйство.
К сожалению, сейчас не так. Не только в Сербии и России, но и на Западе. Людям просто не дают время подумать о таких вещах. Когда зарплаты низкие, вы должны ходить на две-три работы, чтобы прокормить семью еще один месяц. И у людей нет сил на что-то другое, кроме этого. С утра до вечера — работа.
Но интересе к политике должен быть нормой. Хотя бы один день в неделю нужно этому уделять. Думать, что можно сделать лучше для твоей улицы, района, города. В Сербии, когда идут выборы, процентов 55-60 даже не ходят на них. Получается, голосует меньшинство. Все думают, что и без них все решат и результаты будут такими же. И это тяжело менять, но необходимо.
Через какое-то время мне было бы интересно заняться политикой, но сначала хочу стать хорошим бизнесменом.
— Если кратко, что не устраивает в сербской политике, что бы поменял?— Хотел бы вернуть самый главный источник общества — образование.
В России смогли сохранить образование, которое было раньше. Понятно, что оно стало современнее, но основы — как было в 80-90-х. А в Сербии после 2000 года стало хуже. Пришли какие-то демократы, прозападные политики, и стали перенимать западные модели образования.
Раньше у нас было много практики, много внимания уделялось точным наукам, а теперь учат — сколько коровы живут в Аргентине. То есть какую-то абсолютно неважную для жизни информацию. Вместо качества — количество. В итоге у ребенка голова забита фактами про коров в Аргентине, и у него уже нет сил заниматься чем-то серьезным.
К сожалению, сейчас мы видим, что в Сербию пришла западная культура. Стали происходит какие-то ужасы. Недавно школьник устроил стрельбу — погибли 8-9 человек. На следующий день другой молодой человек повторил — снова есть погибшие. Все это последствие западного образования, которое мы приняли.
ДЕТСТВО В СЕРБИИ: МАФИЯ И БОМБАРДИРОВКИ НАТО. ЖИЗНЬ ВО ФРАНЦИИ: МИГРАНТЫ И ИГРА ПРОТИВ ИБРАГИМОВИЧА
— Ты родом из небольшого городка — Крагуеваца. В конце 90-х и 2000-х в Сербии было много криминала?— Это было тяжелое время для каждой семьи. Помню, как в 90-е у нас не было даже сахара, масла и муки. Мой старший брат, я, младшие сестры и мама вставали в очередь за каждым продуктом. А очереди были огромные.
Когда против нас ввели санкции, стала появляться мафия. Человека могли запугать, убить. Но большинство криминальных групп создавалось в больших городах — в Белграде, Нови-Саде. Понятно, что они делали все вместе с властями. Спустя 20-30 лет это были уже обеспеченные люди.
В маленьких городах было поспокойнее. Может, родители не говорили нам все, чтобы не пугать. Но нас не боялись отпускать на улицу. Ну, до бомбардировок.
— Когда НАТО бомбил Югославию, тебе было 11 лет. Что помнишь об этом?— Помню, что когда слышали звуки опасности, надо было бежать в соседний дом — через улицу — и прятаться в подвале. И так каждый день.
Было плохо, но ребенком все чуть иначе видишь. Меня удивляло, что если ты видишь в небе ракету, где-то вдалеке огонь, но только потом до тебя доходит звук.
Родители старались делать так, чтобы у нас не было страха.
— Насколько близко к вашему дому прилетало?— В километре от дома была одна из военных баз. По звуку узнавали, что рядом началась бомбардировка. Чаще это происходило ночью.
— Божович, который попал под бомбардировку в Подгорице, сказал, что ненавидит США. В Сербии у многих такие чувства сохранились?— Конечно, у большинства народа. Они [США] никогда не смогут стать нам друзьями или приятелями. Они много раз убивали, бомбили нас, сейчас пытаются изменить образование и медицину, ставят своих политиков. В Сербии все понимают, что источник проблем — это Америка.
— Молодое поколение, которое не помнит бомбардировок, так же относится к США?— Ну мы делаем так, чтобы они это помнили. Я не участвовал в мировой войне, но знаю, что там было. Потому что в книгах по истории об этом писали, потому что были песни про немцев, фашистов — что они творили. Но сейчас эти песни начинают убирать из образовательных программ.
Это делают, чтобы оторвать нас от России. Но пока мы живы, пока будем рассказывать историю младшим поколениям, мы не забудем кто — друг, а кто враг.
— Черногорию тоже бомбили, но она вступила в НАТО. Сербия может там оказаться?— Это политика. В Черногорию пришло много денег от Америки, Франции, Германии, Англии. Поэтому они в НАТО.
Но надо знать, что Сербия в 2000-х подписала документ, что все танки, машины, самолеты НАТО могут спокойно проходить через нашу страну. Контролировать небо и так далее. То есть мы не в НАТО, но по факту — позволяем их войскам спокойно проходить через Сербию. Это ужасно, но так есть.
— Завершая тему войны в Югославии, сейчас люди из бывших республик могут нормально общаться между собой?— Да, это уже жизнь. В последние годы слышал, что снова начались браки между парами разных национальностей. Хорваты с сербами, боснийцы с сербами и так далее.
Мы говорим на одном языке, нас многое связывает. Мы не можем быть вместе одной страной, но дружить, общаться и делать бизнес — без проблем.
Понятно, что везде есть люди, у которых война оставила незаживающую травму и боль. И они не могут простить до сих пор. Но это политика.
Через какое-то время мы поняли, что произошло в Югославии. Это было плохо для всех — экономики всех республик уничтожились, все компании были проданы иностранцам, появилась мафия, а бедные люди стали еще беднее.
— В 22 года ты из Сербии попал в «Герту». Главное воспоминание о Германии?— Уровень нагрузок. Вспоминаю свою первую игру — против «Ганновера». После скоростей чемпионата Сербии пришло очень тяжело. И на следующий день планировалась восстановительная тренировка — мы взяли велосипеды и пошли в лес. Думал, сейчас 20-30 минут в легком темпе покрутим педали, а потом массаж.
Но тренер с первых минут кричал: «Давай быстрее, быстрее». Час где-то мы работали — я просто умирал после. Но со временем привык.
В плане жизни запомнилось, что там на улицах нет мусора. Правда, если говорить про Берлин, то в восточной части города было не так чисто, как в западной. Но в остальном все работало как немецкие часы. Если вы не участвуете в раздельном сборе мусора, то коммунальные службы обязательно обратят на это внимание.
— Во французской «Ницце» ты провел 100 матчей в Лиге 1, становился четвертым в чемпионате. Это лучшее время в карьере?— Лучшее время карьеры, когда я завоевал чемпионство с «Локомотивом». Но во Франции моя форма была лучше, это правда. Я был моложе, плюс во Франции другой уровень футбола.
В России не так много игр — всего 30 за год. Если есть еврокубки (а ты редко проходишь дальше группы) — это еще 6 игр. И все. Во Франции 38 матчей — минимум, плюс Кубок, Лига Европы. За сезон выходит 45-50 матчей. Если работать в таком режиме 2-3 года, физически ты на другом уровне.
Когда матчей становится меньше, тяжело вернуться к прежней форме. На второй-третий год чувствуешь, что сбавил.
Плюс в России не так много качественных игр. Разница между топ-клубами и маленькими командами — большая. А во Франции каждый может обыграть каждого. Чемпионат более ровный. Это проблема РПЛ — если бюджеты будут близкими, тогда и чемпионат станет другим.
— Что такое играть против Ибрагимовича?— В плане физики — это эталон. Большой, сильный, быстрый, супертехника. Очень тяжело против него, но получалось выигрывать какие-то дуэли.
Из тех, против кого играл, Ибрагимович, Роббен и Рибери — на другом уровне. Они уникальны.
— Во Франции есть проблема с мигрантами?— Есть районы, куда ночью не так приятно заходить, но в 90-95% случаев ничего не случится. В остальном — могут быть проблемы, потому что много мигрантов из Африки, у которых нет работы. Они просто живут и ждут таких моментов. Но в Ницце в этом плане все было относительно спокойно.
О КАРЬЕРЕ В «ЛОКО»: СМОРОДСКАЯ РАЗБИРАЛАСЬ В ФУТБОЛЕ, СЕМИН В 70 ВЫГЛЯДЕЛ НА 50, РОТЕНБЕРГ — УДИВЛЯЛ СКРОМНОСТЬЮ
— Ты пересекался с Марко Николичем в «Раде». Удивился, когда его уволили из «Локо»? — После того, как убрали Семина, вообще перестал чему-либо удивляться. Юрий Палыч — легенда клуба, а его просто уволили. Просто потому, что кто-то наверху так решил. Это вообще позор для «Локомотива». В историческом плане.
Руководство приходит и уходит, а тренеров и игроков будут помнить и через 30-40 лет. Лоськова, Пашинина, Семина и других. Их имена ничем не уничтожить.
— В «Локо» ты пришел при Смородской. Она хорошо разбирается в футболе?— Если сравнивать с теми, кто пришел после Смородской в клуб, то она даже больше разбиралась в футболе, чем они.
Конечно, было непривычно, но Смородская до «Локомотива» работала в спорте. Она быстро разобралась, сделала хорошую селекцию (вместе со спортивным директором Кириллом Котовым). В 2015-м мы завоевали долгожданный трофей — Кубок России. И потом большинство игроков, которые пришли при ней в клуб, завоевали чемпионство. Это все началось со Смородской.
— В 2016-м в «Локо» вернулся Семин. Удалось понять, почему он такая глыба?— Не сказал бы, что он делал что-то особенное. Иногда тренировки казались устарелыми, не такими современными. Например, играть 1 на 1 на половине поля — это очень старое упражнение.
Но при этом он делал очень логичные вещи — кого-то поставить в состав, кого убрать на замену. Это не только мое мнение, так говорили все игроки, с кем мы это обсуждали.
Плюс Семин снял давление с футболистов — брал его на себя. Нам говорил: «Играйте в футбол на максимуме. Остальное я решу». Он сделал нас чемпионской командой.
— Ему было под 70 тогда. Удивлял физической формой?— Да. Он вообще не выглядел человеком, которому скоро 70. Максимум 50. Многие в этом возрасте выглядят, как он сегодня. Помню, Семин регулярно занимался в тренажерном зале. Если по началу могли быть сомнения, что вот, мол, приходит старый тренер, то потом они отпали.
— Несмотря на чемпионство, у Семина и Геркуса было противостояние в клубе. Игроки это ощущали?— Ощущали, но нас это не касалось. Повторюсь, Семин делал так, чтобы мы не обращали внимание ни на что, кроме футбола. Все давление принимал на себя.
— Ты играл вместе с Борисом Ротенбергом. Как он выглядел на тренировках?— Ужасно (смеется). Шучу. Понятно, что он сын очень богатого человека. Как игроку ему не хватало качеств, но он понимал современный футбол. По какому пути должен идти клуб. По-человечески он хорошо влился в коллектив.
— Но если бы не фамилия, вряд ли он бы попал в «Локо».— Да, вряд ли.
— По тому, как он вел себя, было видно, что Борис из богатейшей семьи в России?— Нет, честно. Со стороны никто никогда бы не понял этого. Например, у многих футболистов машины были лучше, чем у него. Он скромный человек. Тем более если учитывать те условия, которые он мог себе позволить.
— В 2021 году ты критиковал «Локомотив» за продление контракта с Ротенбергом: «Если он (Борис Ротенберг) уже не умеет играть в футбол, и это видит вся страна, знает об этом давно, то почему вы не даете ему какую-то должность в клубе, чтобы не уничтожить историю «Локомотива» и всех тех, кто играл за клуб?». Почему так написал?— Еще когда я был маленьким, в Сербии в некоторых командах сыновья богатых и важных людей занимали чужие места. Тех детей, которые были талантливее и сильнее, но они просто не получали шанса. У нас много таких ребят пропало. Они вообще перестали заниматься спортом, пошли работать. Мне еще в детстве это все надоело.
На его месте [Ротенберга] мог играть какой-то молодой футболист. А самому Борису это вообще не нужно — все это понимают. Ну, окей, он любит футбол. Его брат, насколько я знаю, руководит хоккейным клубом.
Понимаю и уважаю это, но есть границы. Считал, что лучше дать ему должность в клубе, сделать его начальником какой-то организации. Но позволять ему играть с таким низким качеством на таком серьезном уровне за «Локомотив», за который выступал, например, Лоськов, это просто позор.
— Сейчас Ротенберг стал директором департамента развития молодежного футбола в «Локо».— Этот вариант лучше. Повторюсь, в футболе он понимает. Конечно же, желаю ему успехов.
ПОЕЗДКА В КИТАЙ: ДЕНЬГИ, НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА И СТАРШИЙ ВСЕГДА ПРАВ
— Не жалеешь о поездке в Китай? Мог еще поиграть в «Локо» после чемпионства.— Нет. Предложение «Локо» было не настолько интересным, как контракт в Китае. В Китае за два года я заработал бы столько, сколько по новому соглашению с «Локомотивом» за четыре. Разница есть.
Но 2019-м в Китае перестали платить зарплату, пришлось судиться через ФИФА. В итоге уехал прямо перед началом пандемии.
— Китай — это другой мир. Что тебя удивило?— У них всегда улыбки на лицах, независимо от того, тяжелая ситуация в жизни или нет. Их учат, что нужно все воспринимать так.
Другое отношение к старости — в парках постоянно можно встретить группы по 40-50 пожилых людей (за 60 или 70 лет), которые делают какие-то практики, физические упражнения.
Совершенно другая еда. Меня поразило, что они специально обрабатывают яблоко солью, чтобы оно выглядело свежим. Оно получается таким сладко-соленым. Логики в этом для меня нет, но такие традиции.
Удивляло, что даже зрелые люди — 25-35 лет — постоянно в игрушки на телефонах играют. Прям постоянно. Мы едем на игру, а они — в смартфонах. Хотя можно же прочитать что-то, чтобы стать умнее, получить новую информацию. А они как 15-летние дети игрушками балуются.
— Экс-игрок ЦСКА рассказывал, что в Корее тренер мог даже ударить игрока. И старший в любом случае будет прав. В Китае также?— Понятно, что у них коммунизм. Они всегда слушаются старшего, независимо от того, правильно это или нет. Если в Европе игрок, тренер, спортивный директор могут обсудить что-то, найти лучшее решение для всех, то в Китае перед игроком, высказывающим свое мнение, будет просто стена.
Столкнулся с этим, когда получил травму. Мне говорили: «МРТ делать не надо». А я же чувствую, что у меня болит нога, повреждение серьезное. Не просто какой-то ушиб. Если бы на моем месте был китаец, ему бы и не сделали МРТ. Но поскольку я твердо стоял на своем, постоянно твердил про это, они все-таки согласились.
Отвезли меня в обычную больницу, где я в общей очереди ждал полтора часа. Когда зашел в кабинет с МРТ, увидел, что аппарат устарелый. Понимал, что снимок, скорее всего, будет не очень точным. Но все равно сделали, ждем 20 минут — выходит наш клубный врач. Говорит: «Нема, у тебя травма». Ответил: «Браво, это я и так знаю».
Они даже не написали, что конкретно у меня с коленом. Просто порекомендовали отдыхать. Тогда сказал, что будут сам себя лечить. Потому что видел, как с китайскими игроками они поступали также: заставляли их лежать на столе, делать иголки по месяц-два. И так лечили травму, от которой можно восстановиться за 2-3 недели.
Был разочарован уровнем профессионализма в клубе («Чанчунь Ятай». — «Матч ТВ»). Видел, что массажисты там — не массажисты, врачи не имеют тех знаний, которые должны быть в профессиональном спорте. В итоге постоянно был на связи с русским врачом и моим тренером по физподготовке из Сербии.
— С китайской народной медициной сам не сталкивался?— Боялся. Один раз лег под иголки — это был первый и последний раз. Не было какого-то индивидуального подхода. Никто не искал каких-то точек, а просто спросили, какая мышца болит — и бам в нее иголкой. Я аж закричал. На этих иголках постоянно слышал, как другие игроки надрывались. Это очень больно.
Сразу сказал: «Все-все, уберите. Буду лечиться в Сербии». И такого сопротивления с моей стороны было много. В клубе привыкли, что игрок делает все, что ему скажут. А думать не надо.
Понятно, что я играл в небольшой команде. У нас даже в городе (не то, что в клубе) было очень мало иностранцев. Когда гулял по городу (Чанчунь), на меня могли показать пальцем: «О, иностранец, иностранец». Это даже смешно было. В Чанчуне что чернокожий человек, что белый — все удивительно было. Люди могли подойти сфотографироваться даже.
— Китай — особый регион в цифровом плане. Были проблемы с входом обычные мессенджеры и соцсети?— Есть ограничения по Viber и WhatsApp, но это можно легко обойти. Есть определенные приложения. Instagram (деятельность компании признана экстремистской и запрещенной в РФ — «Матч ТВ») там есть у большинства людей, но китайцы им не пользуются. Выкладывают фотографии в свои соцсети.
ПЕЙЧИНОВИЧ ВОСХИЩАЕТСЯ МУЗЕЯМИ МОСКВЫ И СЧИТАЕТ, ЧТО ОБЫЧНЫЕ ЛЮДИ В РОССИИ ЖИВУТ ЛУЧШЕ, ЧЕМ В США
— Твой последний клуб в карьере — «Факел» из Воронежа. Жизнь там отличается от Москвы?— В столице всегда все по-другому. В Москве иногда вечером одна дорога, а утром — уже поменяли. В Воронеже стандарты жизни ниже. Но так везде, во всех странах.
Зато в маленьких городах ниже цены, больше времени на то, чтобы побыть рядом с семьей. В Москве встречу нужно планировать за неделю. Из-за расстояний, пробок. В Воронеже просто списался: «Ну что, увидимся через 20 минут?».
Ну и там, и там — очень хорошие люди. Это главное впечатление.
— Ты бывал в Музее Победы в Москве 3-4 раза. Что запомнилось?— Мне понравилось, что русская культура сохраняется до сих пор. Вы не забываете, что было в мировые войны, сохранили память об этом. Причем, все так продуманно сделано, что ты даже на физическом уровне ощущаешь, как все было.
Видишь, как какая-то бабушка бедная сидит, как немцы приезжают в деревню. Сколько русский, украинский и белорусский народы (и вообще весь Советский союз) страдали во время войны. Понимаешь, что такой народ нельзя покорить. Люди с детства помнят свою историю.
Жаль, что таких музеев в Сербии просто нет. Хотя мы тоже много страдали за последние столетия. Но у нас под видом демократии разрушают семью, общество и культуру. Меняют язык.
Вот есть слово «гей», но в сербском языке оно звучит иначе — ******* [гомосексуалист]. То есть правильно говорить ******** [гомосексуальное] лобби. Но общество считает это дискриминацией. Хотя это не оскорбление, просто на каждом языке свое обозначение.
Или мы говорим «окей». Но это тоже английское слово. Так что, через два века все будем говорить на английском? Я хочу, чтобы мои потомки использовали сербский язык, сохранили нашу культуру. Нужно оборонять это от Европы, которую Америка делает по своему образу. Много мигрантов, африканцев.
— Ты как-то говорил, что в Сербии уважают Путина. А за что?— Мы любим всех, кто не сделал нам ничего плохого. Русские — близкий для нас народ, нас многое связывает: религия, язык, письмо. Мы почти одно.
И мы смотрим — кто у вас лидер. Этот лидер для нас означает Россию. Путин ваш президент, поэтому мы тоже его любим.
Понятно, что на фоне последних событий есть те, кто хотят, чтобы Сербия была с Европой. Считают, что там нам будет лучше. Но таких людей — процентов 10-20. А большинство не хотят ни на Восток, ни на Запад. Мы — это сербы. И хотим просто нормально жить, и чтобы уважали нас и нашу культуру.
Это важно, потому что считаю, что СВО на Украине — это на самом деле конфликт России с Западом. Конфликт традиций восточного блока и западного. Война за культуру. Жаль, что страдают два православных народа, которые должны держаться вместе. Но, к сожалению, иногда так происходит.
Запад хочет, чтобы Россия был на коленях. Из-за ресурсов — золото, питьевая вода, что сейчас редкость, нефть, уголь. Россия первая-вторая в мире по экспорту пшеницы и кукурузы. Это значит, что Россия сама свою экономику сделает.
А западный блок уже почти поражен. Америка постоянно помогает оружием, ищет свою национальную безопасность в Ираке, Иране, Афганистане, Сирии, но при этом люди в США — бедные. Доллар скоро упадет, а значит, конфликт будет в пользу России. После этого у США не будет фактора самой сильной страны в мире. Все начинают понимать, что можно жить и без доллара.
— Удивишься, если через год с долларом все будет нормально?— Удивлюсь, да. На данный момент ситуация такая, что знакомые сербы, которые живут в Америке думают вернуться домой. Или работать где-то в Европе. У них хорошая зарплата, но они ходят по стеклу. В каждый момент все может сломаться. Об этом говорят и американские экономисты, что США — банкроты.
Доллар давно печатают без контроля ради оружия. Это сказывается на простой жизни. Обычные люди в России живут лучше, чем в Америке. В США ты до конца жизни завален кредитами. А это значит ты живешь в страхе и под контролем банков.
— В России обычный человек не купит квартиру без кредита.— В России экономика тоже не самая сильная, но люди здесь счастливее, чем в США. Потому что есть культура и традиции.
КАК НЕМАНЬЮ ВИДИЧА НЕ ПУСТИЛИ НА ВЫБОРЫ ФУТБОЛЬНОГО СОЮЗА И ПРЕДСКАЗАНИЕ ЖИРИНОВСКОГО
— Ты говорил, что в России есть свобода, а в Европе ее нет. За критику президента Сербии могут быть проблемы?— Могут. Люди просто останутся без работы. Без денег. А как найти новую работу, если многие получают зарплату из государственного бюджета?
Понятно, что я пока никто в политике. Мои слова — это слова обычного человека. Но я считаю, надо говорить правду. Может, до президента какие-то вещи не доходят, а он занят другими серьезными вопросами.
— Ты говорил о культурной экспансии Запада в Сербии. Но не кажется, что невозможность критиковать власть — более важная проблема?— С 2014 года все изменилось. У руководителей больше информации, чем у нас. Может, ограничение на критику было сделано из-за внутренних врагов.
Приведу один пример. У нас недавно были выборы президента футбольного союза. Неманья Видич шел одним из кандидатов, вся спортивная Сербия была за него. Человек добился больших успехов, заработал много денег (а значит, он идет на выборы не из-за заработка). Ну и просто это легенда спорта.
Другой кандидат — Драган Джаич. Тоже легенда, но человек уже старый, ему 77 лет. Как он может определять будущее ребенка, которому сейчас 10 лет? Он даже ходит уже тяжело. Понятно, что он кандидат, но управлять за него будут другие.
В итоге главой союза стал Джаич, потому что Видич получал угрозы и, как говорят, просто уехал из Сербии. Пока ситуация не успокоится. Хотя, повторюсь, все были за него. Но внутри футбола были люди, которые не хотели победы Видича.
— Ну так разве это не пример того, что невозможность влиять на власть опаснее для сербского общества, чем западная культура?— Опаснее. Но, возможно, запрет на критику власти — это профилактика. Потому что наверху знали, что будет через 3-4 года. И что в стране есть внутренние враги, которым нельзя дать шанс.
— Почему тебя не вызывали в сборную Сербии после 2016-го? В интервью ты сказал, что знаешь причину, но не хочешь называть.— Это политика. Есть агенты, которые в хороших отношениях с тренерами сборной и руководством федерации. У них есть игроки, цену на которых они хотят поднять. И такого футболиста вызывают в сборную, даже если он не играет в клубе.
Может, я не заслужил играть в сборной, но точно заслужил быть вызванным хотя бы в расширенный список. Не говорю, что каждый тренер коррумпированный. Но такие истории за последние 15-20 лет были почти у каждого. Имена называть не хочу.
— В 2016–2017 годах Сербию тренировал Славолюб Муслин. Он участвовал в эти схемах?— Нет. Потому что он сделал результат. Могу просто поаплодировать ему. Он вывел Сербию на ЧМ-2018, но его убрали из-за того, что он не играл в эти игры.
— Как ты видишь себя через год?— Надеюсь, стать более успешным человеком для своей семьи. Чтобы все близкие были здоровы и счастливы.
Чтобы эта ситуация на Украине успокоилась. Я за Россию, но и украинцев люблю. Мы все — православные народы. Здесь в Белграде всем помогаю — и русским, и украинцам. Оставляю номер телефона, чтобы помочь в поисках жилья. Помогаю, потому что мой народ тоже прошел через такую ситуацию.
Ожидаю, что, как и говорил Жириновский, Америки в 2024–2025 годах не будет. В таком масштабе как сегодня. Если помните, он [Жириновский] предсказывал, что доллар не будет таким сильным. Послушайте его, он много умного говорил.
— Откуда ты знаешь Жириновского?— Ну я всегда следил за новостями. Знаю, что он умер в прошлом году. После этого появилось много информации, которую он раскрывал в прошлом, лет 20 назад. И в последствии так и происходило. В том числе ситуация на Украине.
Верю, что и про Америку сбудется. А мы возьмем попкорн и будем смотреть за этим по телевизору. Как они почувствуют ту боль, которую ощущали мы, когда нас бомбили и уничтожали.
И самый соленый попкорн будет как сахар.
Артем Терентьев