— Я очень люблю ходить в кино. Когда я был маленьким, в Югославии показывали какие-то советские фильмы — в основном о Второй мировой войне, — но имена русских режиссеров в памяти не отложились. Зато я ходил почти на все премьеры и в Германии, и в Англии. Но в Москве пока не удается. Пытался выяснить у ребят из клуба, где можно посмотреть кино на английском. Говорят: практически везде фильмы дублируют на русский. Мне это не подходит. Возьмите Роберта Де Ниро: голос — важнейшая часть его актерского мастерства. И когда я прихожу в кинозал, я хочу слышать голос Де Ниро, а не какого-то русского парня.

Билич берет со стола пачку «Мальборо», протягивает мне, а затем закуривает сам. Затягивается, откидывается на спинку кресла.

— Это началось с университета, — слегка похрипывая, вспоминает Славен. — Сначала тренируешься, потом садишься за учебники — я адски уставал. Когда готовился к экзаменам по ночам, спасали чашка кофе и сигарета. При этом я не курил в старших классах, как все пацаны. Они-то смолили за школой, а я начал позже — лет в 20. Сейчас спокойно выдерживаю матчи без сигарет. Я концентрируюсь на игре и совершенно не нуждаюсь в сигаретах в эти минуты.

Тренерская комната в Баковке окутана дымом почище, чем тамбур поезда РЖД. Дымно было и тогда, в раскаленном июньском Гданьске, устланном хорватскими файерами. «Шашечные» колоритно дерзили будущим чемпио­нам в матче, в котором всех устраивала ничья 2:2. Эмоции распирали Билича и выталкивали на поле. Резервный судья ставил его на место, но Славен, точно слон в собачьей конуре, всякий раз вырывался наружу. Хорваты уступили и вылетели, но после финального свистка болельщики стоя аплодировали своей сборной. На бровке стоял тренер, который толком ничего и не выиграл и славен пока только тем, насколько драматично и надрывно проигрывала его сборная. Минуту Билич хлопал игрокам, двигавшимся в раздевалку, а затем закрыл лицо руками и побрел вслед. На пресс-конференции у него ком подступил к горлу. Повисла трехсекундная пауза. Фоторепортеры засуетились. Глаза Билича блеснули:

— У меня феноменальные игроки с большим характером. Я пришел к ним молодым тренером безо всякого опыта, но мы росли вместе, совершенствуя друг друга. Теперь мы имеем отличную команду и можем гордиться совместной работой. Так горд, как сейчас, я не был никогда.

Теперь Славен во главе другой команды с Чорлукой в обороне и объясняет мне свою пылкость в более размеренной обстановке.

— Эмоции — это все из-за драйва, который свойственен всем амбициозным людям, — говорит Билич. — Эмоции — составляющая любого таланта. Кем бы ты ни был — журналистом, банковским клерком, учителем, — если ты хочешь добиться успеха в своей профессии, ты должен быть эмоциональным. Эмоции — это здорово.

Интересуюсь, кто самый эмоциональный футболист «Локомотива». Виснет пауза секунд в 10–15.

— Может, Оздоев?

— Мага? — Билич ухмыляется, услышав фамилию парня, который получил красную в первом туре, а вернувшись после трехматчевой дисквалификации, едва не удалился вновь. — Все мои игроки эмоциональны, просто опытные игроки умеют себя контролировать, а Маге всего 20, у него не всегда получается.

— Вы ведь в молодости и сами были харизматичным игроком?

— Говорят, да. Я всегда хотел и любил брать ответственность на себя. Причем не только на поле. Как капитан я должен был обсуждать какие-то вопросы с тренером, руководством, болельщиками, взбадривать партнеров в кризисные минуты. Это было частью моей работы, и она мне подходила. Я никогда не умел прятаться от ответственности.

Билич был до того ответственен, что стал первым иностранным капитаном в истории немецкой бундеслиги. Славен признается, что уехал из Хорватии не из-за югославской вой­ны — официально она закончилась в 95-м, но боевые действия в его родном Сплите сникли еще в 92-м. На следующий год Билич получил приглашение от «Карлсруэ».

— Мне было 24 года, и я просто вцепился в этот шанс. Решил проверить себя в мощном чемпионате. А затем Винни Шефер назначил меня капитаном «Карлсруэ». К тому времени я провел в Германии от силы месяцев 10 и, конечно, страшно удивился. Отличных игроков в «Карлсруэ» хватало: Оливер Кан, Торстен Финк, Томас Хесслер, — Славен немного напрягает память и длит список: — Сергей Кирьяков, Валерий Шмаров. Они пришли в клуб раньше, но Винни выбрал именно меня. Не знаю, почему, но это стало огромной честью для меня.

Винни Шефер открыл в карьере Билича галерею зарубежных тренеров — о каждом из них Славен хранит отчетливые и восторженные воспоминания:

— Винни не только дружил с игроками, но и был для нас авторитетом. Это не был авторитет генерала перед солдатами, он всегда был открыт для игроков, к нему можно было подойти с важным для тебя разговором. То же самое было с Уолтером Смитом в «Эвертоне». Он ведь был легендой «Глазго», и в клубе его называли Мистер Рейнджерс. Тот же Шефер охотно дискутировал о тактике — часто накануне матчей на базе или в отеле он приглашал трех-четырех ведущих игроков и обсуждал, как завтра строить игру. Поначалу некоторым казалось, что он прикалывается, но ему и вправду было интересно наше мнение. Такие встречи практиковал и Мирослав Блажевич в сборной. Наверное, мне повезло, но все мои тренеры интересовались моими личными делами, мнением о парт­нерах.

Оставив Германию, Билич отправился в Лондон. Инициатором трансфера хорватского защитника в «Вест Хэм» выступил Харри Реднапп. £1,3 млн — может, и не самая духоподъемная цифра в истории АПЛ, но более дорогих покупок до января 1996-го «молотобойцы» не делали.

— Харри Реднапп — великолепный тренер, — подчеркивает Билич. — Знаешь, он такой настоящий английский менеджер. В лучшем смысле. Там всех тренеров называют менеджерами, но многие английские менеджеры — особенно раньше — могли даже не выходить на поле во время тренировки. Сидели себе в своем офисе, смотрели телевизор, или болтали по телефону, или делали и то и другое одновременно, а тренировкой руководили их помощники. Харри же всегда работал на поле вместе с игроками. Я ценю его очень высоко. Харри находился в непрерывном контакте с командой и в «Вест Хэме», и в «Портс­муте», и особенно в «Тоттенхэме», где он достиг серьезных успехов. Говорю так, потому что мы часто с ним общались. Не только потому что я когда-то играл у него — ему было интересно мое мнение о хорватских игроках, которых он собирался купить: Модриче, Краньчаре, Плетикосе. Когда в «Тоттенхэме» собралось аж четыре хорвата (еще и Чорлука), я стал довольно часто бывать в Лондоне и всякий раз беседовал с Харри. Уверен, это один из лучших тренеров в Англии.

Из «Вест Хэма» Билич перебрался в «Эвертон», хотя признается, что в детстве был без ума от «Ливерпуля», своим идолом почитал Кенни Далглиша, а в более сознательном возрасте — Джона Барнса.

Чувствуется, что без малого пять лет в Англии произвели на Билича впечатление.

— Мне страшно нравилось жить в Лондоне, — признается Славен. — Это очень космополитичный город, который притягивает людей со всех уголков мира, смешивает внутри себя разные культуры. Лондон помешан на футболе, при этом никто не покушался на мою частную жизнь, я жил спокойно. Единственная проблема, как и в Москве, и во всех крупных городах, — трафик, но в остальном Лондон — прекрасный город, где есть все. Я любил погулять на берегу Темзы, на Тауэрском мосту, посидеть в кофейне в Гайд-парке.

— А из чего состоит ваш московский быт?

— Большую часть времени я провожу здесь, в Баковке. Когда возникает выходной, гуляю в парке Горького со своей девушкой, иногда берем с собой нашу собаку. Рядом с базой тоже есть где погулять, иногда встречаюсь в ресторанах с друзьями. Услугами РЖД я пока не пользовался. Если бы выпало несколько свободных дней, я бы с радостью съездил на поезде, например в Санкт-Петербург, но после Евро у меня не было возможности продолжительно отдохнуть. А так-то я люблю прокатиться на поезде.

— Как вы превращались из игрока в тренера?

— Привычка впитывать каждое слово тренера родилась еще в Шибенике, где я рос и выступал за местную команду. Завершив игровую карьеру, я еще два года учился на тренерских курсах и путешествовал. Несколько раз ездил на стажировки к Арсену Венгеру в Лондон, затем провел неделю в Турине с Марчелло Липпи. Долго беседовал с ними, узнавал не только тактические нюансы, но и методы общения с футболистами. После этих разговоров я и решил окончательно, что хочу стать тренером.

Правой рукой Билича в сборной долго был Роберт Просинечки, звезда бронзовой сборной-98.

— Самый незабываемый момент Кубка мира — победа над Германией в четвертьфинале, — вспоминает Славен. — Тогда мы реально подумали, что можем стать чемпио­нами мира. Мы достигли величайшего успеха в хорватской истории.

Просинечки ассистировал Биличу четыре года, но пару лет назад отправился в «Црвену Звезду», где успел взлелеять несколько отличных молодых талантов — Мияйловича, Лазовича, Марковича и Максимовича, уже призывающихся в главную сборную Сербии. Минувшим августом Просинечки неожиданно сделался безработным.

— У него были проблемы в «Црвене Звезде», и я не думаю, что его уволили, — полагаю, он просто подал в отставку, — объясняет Билич. — Да, он определенно покинул Белград по собственной воле. Мы хорошие друзья — но это касается обычной жизни. Когда он засобирался в «Црвену Звезду», мы имели долгий разговор. Из него я вынес, что Просинечки хочет быть главным тренером. Я пожелал Роберту удачи и продолжил поддерживать с ним контакт.

— Не хотите теперь воссоединиться?

— В «Локомотиве» у меня уже сформировалась команда помощников, и места для еще одного человека просто нет. Мы соблюдаем баланс между хорватскими и российскими тренерами. Я изначально был за то, чтобы мне помогали и здешние специалисты. Маша Бурова, Игорь Черевченко и другие образуют хороший микс с хорватскими тренерами.

— После игры с Италией в Познани вы без перевода выслушали вопрос на итальянском. Вы еще и его знаете?

— Мой родной Сплит был частью Римской империи, он находится на побережье Адриатики, недалеко от Пескары. По телевизору показывали много итальянского футбола, я запоминал какие-то слова, доносившиеся с экрана. К тому же мы, как и многие русские, ездили на шопинг в Италию. Так я и освоил язык, но не могу сказать, что знаю его так же, как английский. Перекинуться футбольными терминами, сделать заказ в ресторане — это пожалуйста, но говорить на итальянском, скажем, об экономике Южной Африки я вряд ли смогу.

— Для чего вам юридическое образование?

— У меня диплом юриста, но юриспруденцией я никогда особо не интересовался. Дело в том, что мой отец был профессором университета экономики и юриспруденции, мама работала в начальной школе, и они настояли на том, чтобы мы с братом получили высшее образование. Хотя я успешно закончил школу и мог бы, как все юные хорватские игроки, сосредоточиться на футболе. Футбол был для меня на первом месте, и, естественно, у меня возникали большие проблемы с посещаемостью университета, к тому же я совершенно не собирался становиться юристом. Мне были интересны только история и математика, и я понимал, что это единственный в Хорватии университет, где я мог освоить их в нужной мере.

— Как ваши интеллигентные родители воспринимали тягу сына к футболу?

— Мой отец обожал футбол, болел за «Хайдук». Никогда не забуду день, когда он впервые отвел меня на игру «Хайдука». Мне было всего девять, но я к тому времени, как и он, успел по уши влюбиться в наш родной клуб. Уже ребенком я был сумасшедшим фанатом. Саму игру помню смутно, но атмосфера стадиона «Полюд», песни болельщиков — одно из самых трогательных воспоминаний в моей жизни. Однако, когда я был маленьким, для родителей важнее всего были мои успехи в школе. Мне позволяли тренироваться, только если я получал хорошие оценки. Поскольку моя мама работала учительницей в школе, шансов сачкануть особо не было.

— Ваш сын тоже будет футболистом?

— Лео исполнится 16 в январе. Он любит футбол, занимается им. Он достаточно талантливый, высокий. Как-то за год вырос на 15 см! Правда, он не любит, чтобы я приезжал и смотрел, как он тренируется. Я не собираюсь давить на него, принуждать к чему-то, я просто рад, что он пробует стать футболистом. Получится или нет — кто знает. А я в любом случае буду его поддер­живать.

Автор: Денис Романцов, фото: Владимир Васильчиков